Праздник Обре́зания Господня

Но почему же он проходит так незаметно? И вообще, в этот день — как-то не испытываешь ничего яркого и ясного. 

Причин этому несколько. 

а) При великом свете Рождества Господня и при грядущем Крещении — Богоявлении Троицы — этот праздник Обрезания, утесненный между ними, теряется, как звезда при двух солнцах. 

б) Ему даже и времени нет: 31 декабря отдается Рождество; 2 января начинается уже предпразднство Крещения. А на Обрезание остается всего-навсего лишь один день: ни предпразднства, ни попразднства нет, только один день праздника. 

в) А к этому добавьте еще память такого великого светильника Церкви, как Василий Великий, почивший 1 января; торжество ему тоже ослабляет Обрезание. 

г) Но со времен Петра Великого, перенесшего Новый год[2]
Х[2] Новогодние события
Новости и события Сергиево-Посадского района, связанные с подготовкой и проведением Нового Года и Рождества.

Смотрите также: Дед Мороз, Снегурочка, новогодние представления, подарки, пиротехника, салюты, фейерверк

Читать далее... с церковного празднования 1 сентября на западное 1 января, люди знают этот день именно как Новый год, а не как Обрезание… 

Может быть, даже многие и не знают этого праздника? 

Во всяком случае в сознании верующих этот праздник один из самых затененных. Точно и не праздник он для богомольцев. 

д) Но нет ли причины и в самом существе праздника? Может быть, в нем мало праздничных элементов?.. Например, Преполовение тоже считается праздником. Но Преполовение проходит тоже малозаметно. 

Ясно, что Обрезание, праздник, как-то мало захватывает нашу душу по самому существу своему. 

В чем же дело? Не пропускаем ли мы это? 

Я раньше и не задумывался над смыслом Обрезания. Знал, конечно, что в этот восьмой день по Рождении принесли Господа в храм Иерусалимский для совершения над Ним ветхозаветного чина, или таинства обрезания «крайней плоти». Помнил, что в Ветхом Завете это служило знамением заключения завета человека с Богом. Видел и на иконах, как священник стоит пред обнаженным тельцем Младенца Господа с ножом, готовый произвести операцию обрезания плоти. После припоминал, что Господь очень строго требовал исполнения этого закона от иудеев; так что «обрезанного» считали Божиим, а «не обрезанного» — язычником, как и у нас делили людей на «крещеных» и «нехристей», или некрещеных… Сербы даже думают, что у некрещеных умерших младенцев и души нет. Это я сам слышал от такой одной несчастной матери, заспавшей и задушившей во время сна своего ребенка и горько о том мучившейся и плакавшей.  

Но все это мне казалось лишь простым исполнением ветхозаветного обряда, не имеющим никакого отношения к нам, христианам…  

А быстрое мелькание праздника между двумя великими «Богоявлениями», да еще заваленное Новым годом (не церковным празднованием), не давало времени вдуматься в смысл этого праздника.  

Но уже одно то, что Господь благоволил принять обрезание; а обрезание в Ветхом Завете имело величайшее значение — как крещение у христиан; и наконец то, что Церковь установила этот праздник; все это заставляет задуматься и над этим праздником. Может быть, что-либо даже откроется нам? И во всяком случае узнаем, что мыслит Церковь в своих богослужениях. 

Вот только в 1927 году, под 1 января, я почувствовал одну сторону этого праздника. Это было в связи с решением вопроса об отношении моем к разделению заграничных митрополитов. Долго я мучился… Но наконец пришел к выводу: закон нужно исполнить.  

И это было как раз накануне праздника Обрезания. И тогда у меня и промелькнула мысль о связи этого вопроса с кануном праздника «закона», когда и Господь, подчиняясь закону, исполнил чин обрезания. Это меня укрепило еще более.  

Сочетание же памяти святителя Василия Великого, этого законодавца церковного, управителя Церкви,— еще лишний раз поддержало в принятом решении о законности.  

И с Афона пришло письмо с решением подчиниться законному главе Церкви, митрополиту Сергию, в тот же самый день. А ведь ничто у Бога — не случайно.  

И тогда я подумал следующее. Тот, кто намерен жить по новым законам, тот сначала должен исполнить старые. Это покажет, что он действительно «законный» человек, не самоволен. Тот лишь имеет право устанавливать новое, кто исполнил старое.  

Господь пришел установить Новый Закон; и Он необходимо должен был исполнить Ветхий. И вот Он с самого Своего Рождения (обрезание — первое священнодействие после рождения) сразу же начинает исполнять закон. Законодавец первый подчиняется закону… 

И после, в службе, я действительно усмотрел эту мысль и постоянное употребление слова «закон». Но я не задумался тогда над тем: а какое же это отношение имеет ко мне и христианам вообще. Теперь продолжу это размышление.  

Если наш Господь исполнял закон, то и мы по примеру Его обязаны делать то же самое, то есть, например, прежде чем достигать высоких духовных созерцаний, мы обязаны сначала исполнять заповеди о делах; прежде чем молиться своими молитвами, нужно исполнять церковный чин; прежде чем дойти до свободы духа, нужно научиться дисциплине повиновения; прежде чем вступить в область благодати, нужно пройти еще закон; прежде чем достигнуть бесстрастия, нужно вести борьбу со страстьми и особенно с «собственной волей»; прежде чем дойти до совершенства любви, нужно научиться исполнять хоть повеления власти, Церкви (например, о постах и проч.); прежде чем войти в дух, во внутреннее, нужно сделать по букве, внешнее. Одним словом, прежде чем сделаться новозаветным человеком, нужно еще побороть в себе ветхого, то есть — исполнить ветхозаветные требования…  

Но далее: это лишь — начало… Это лишь путь, который нужно перейти. Ведь остановиться на этом (законе, борьбе, букве) невозможно. И по очень простой причине. Ни закон, ни буква не спасают душу. Борьба в Ветхом Завете была бесплодна (Рим. 7, 14 — 25). Человек, застывший на этом, духовно омертвевает, как, например, иудеи или наши староверы. Нужно достигать новозаветного состояния как совершенного, спасающего, свободного, подлинно духовного, а не мертвенно-обрядового. Действительно, нужно войти в завет с Богом, а не формально внешне остановиться на букве, на обряде.  

Однако прежде нужно пройти «школу» законничества, чтобы, во-первых, почувствовать, как она тяжела (операция «обрезания» своей воли); во-вторых, понять, что мы своими грехами заслужили ее, эту рабскую школу; в-третьих, и это может быть самое главное, опытом познать, что сама по себе школа закона (буквы, обрядов, даже — и в христианстве) не достигает цели, не спасает, не утешает, не насыщает, не избавляет от зла… И что, следовательно, нужно искать какого-то иного пути спасения. А это и есть благодать… Там лишь оживает духовно человек, получая «Духа Животворящего» .  

Вот Господь, прежде чем получить в таинстве крещения благодать Святого Духа, снисшедшего в виде голубя, сначала исполняет закон. Так и нам, чтобы действительно сделаться благодатными, уже окончательно возродиться, нужно еще исполнять разные законы, каноны, «правила», «советы», «послушания», чины и так далее.          

Закон, следовательно, нужно исполнять сначала. 

 

Но особенно это было важно для Христа Спасителя, воплотившегося от иудеев и начавшего Свое служение спасения с них именно.  

Иудеи были чрезвычайные «законники»… Ведь они и распяли-то Господа в конце концов потому, что Он представлялся им «противником» закона: «разрушает закон», — кричали они против Него. А сверх сего и «Богом Себя делает» [Ин. 5, 18; 10, 33]. Это уж ка-залось им верхом беззакония. Да и действительно, если бы Спаситель не был истинным Богом на самом деле, то это было бы ужасным беззаконием! Апостол Павел даже самое неверие их во Христа приписывает их обрядоверной ревности к букве закона, а цель за-кона — Христа — просмотрели (Рим. 10, 3 — 4).  

И потому всякому, кто, как Господь, хотел что-либо делать среди этого законнического народа, безусловно, необходимо было быть самому на высоте закона. Ина-че они и слушать бы не стали. И Господь исполнял все предписания. И после Он вызвал их на открытый вопрос: «Кто может обвинить Меня в неправде?» (Ин. 8, 46). Поэтому и обвинители Его не могли принести свидетельств нарушения Им закона… Тогда осталась уж одна вина: Ты ли Сын Божий? -Да!  

— Повинен смерти!  

Так после и апостолы должны были считаться с этой законнической психологией евреев; и апостол Петр в Антиохии, и апостол Павел делали это неоднократно: последний обрезал ученика своего Тимофея, сына еврейки и грека, — «ради евреев» (Деян. 16, 3); апостол Петр «лицемерил» (Гал. 2, 11 — 13), хотя оба были против обрезания, даже евреев.  

Обычаи — великая сила, особенно когда они обоснованы на религиозной почве.  

И сами родители Господа — Иосиф и Пречистая Дева Мария — не могли иначе поступать, как только по закону, будучи праведными евреями. 

   

Так, следовательно, закон, данный Богом, нужно было исполнять уже и потому, что он сделался привычкой и у людей, у «народа».  

Вот я написал выше: «Действительно, нужно войти в завет с Богом…» — и вдруг осенила меня новая мысль. А что это такое — «завет»?.. Ведь тогда будет яснее смысл и ветхозаветного обрезания; и откроется смысл его и для христиан.  

«Завет» — это слово означает связь, союз, уговор; но эти слова сухие, деловые, формальные. А слово «завет» означает внутреннюю, интимную, духовную, живую связь с Богом. Завет — это жизнь в Боге, жизнь для Бога, жизнь с Богом. Завет с Богом — это значит обитание Бога с человеками, любовь Его к ним, жизнь в них…  

Вот что такое завет.  

А теперь ясны дальнейшие выводы? Еврей давал обет жить в Боге, а Бог — в нем. Да ведь это же главнейшая цель существования человеческого!.. Да ведь это же цель создания мира!.. Это задача избранного еврейского народа — сохранить связь с Богом! От этого отпал весь мир (фактически — и иудеи и язычники: «все согрешили и потеряли славу Божию» (Рим. 3, 23; ср. 2 гл.). Потеряли живую связь с Богом. Восстановить ее, вступить в Новый Завет и пришел Господь Спаситель…  

Люди исполняли символ (обрезание), а духа уже не имели: «Не то истинное обрезание, — говорит апостол Павел, — которое по телу, а которое в сердце духом» (Рим. 2, 28 — 29). О язычниках же и говорить нечего было! И вот Господь несется родителями в храм и обрезыванием Своим показывает, что нужно действительно восстановить завет, связь, жизнь с Богом… Это — первая задача; ее первую Он и исполняет.  

Вся остальная жизнь Его и служение — тогда являются осуществлением сей задачи. Смерть была лишь завершением дела Его. Поэтому Он пред смертью и говорит: «В том заключается живот вечный, чтобы познали Тебя Отца и Меня, Которого Ты послал… Я явил им имя Твое… Да будут все едино, — как Ты во Мне, и Я в Тебе; да будут и они в Нас. Я Тебя прославил… Дело совершил. Я явил им имя Твое и еще явлю. Пусть любовь, которою Ты Меня возлюбил,— будет и с ними. И Я — с ними» (Ин. 17, 3, 6, 21, 4, 26).  

Это исполнение — духовное обрезание… Завет восстановлен с Богом — единение, любовь, жизнь с Богом…  

А как это совершено?  

Двумя путями:  

1) учением и делами, — с одной стороны, Господь привел Своих учеников (как и нас теперь — через Свое Евангелие приводит всегда) к Отцу, «показал им» Его, или «явил имя Его»;  

2) а кроме сего — «посвящением Себя за них», как Он Сам говорит; а посвятить себя за кого-либо это значит отдать себя вместо них, то есть принести в жертву, искупить на кресте (Ин. 17, 19).          

А по-еврейски Спаситель (Иисус — греческое слово от еврейского) — Иехошуа (или сокращенно Иешуа, Иешу), что значит «Бог спасение его», или еще короче — «Бог Спаситель».  

К обычному человеку это прилагалось в том смысле, что носящий его находится под особым покровом Божиим. По отношению к Иисусу Христу так же сие применимо. Отец возгласил: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, через Него и в Нем Мое благоволение» (Лк. 3, 22); то есть Иисус Христос — есть Бог. Но через эту любовь к Сыну восстановится любовь Отца и к людям; и, таким образом, Он Сам, то есть Сын, соделается Искупителем, «Спасителем».  

Это имя дано было еще раньше Рождения, при Благовещении, архангелом Гавриилом, то есть по повелению Пресвятой Троицы (Мф. 1, 21) с объяснением, что Он — Иисус — избавит (славянское «спасет») люди Своя от грех их (Мф. 1, 21). 

Он спасет; не «сами» они спасутся. Следовательно, уже в этом имени указано все Его будущее — Искупительное служение миру. Или иначе сказать: в имени Его сокращенно, словом, наименовано то, что совершалось делом, чином, обрядом — обрезанием, как знамением установления связи Бога с людьми. Дело Господа Иисуса Христа — в одном имени — Спаситель — «Иисус — имя Ему!» 

Отсюда теперь понятно, что день обрезания Господня есть и день Его имени, или «именины». А назван Он «Богом» — по Отцу Своему. И вообще у евреев было желание называть сыновей по имени отца: так родственники советовали Елисавете назвать Иоанна Крестителя в честь отца (Лк. 1, 59).  

В имени уже указано все последующее дело Господа: в начале указано все остальное. Как в семени — будущее: и зелень, и колос, и зерно, и хлеб, и питание, и жизнь. Так и новозаветное сплелось с ветхозаветным: пришел Спаситель «ветхого» человека, дабы сделать его «новым»: Ветхий Завет переходит в Новый. 

И теперь понятно, почему Обрезание должно было быть первым праздником по Рождестве Христовом: это узел Ветхого и Нового Заветов, конец одного — начало другого;это определение всей последующей задачи: это, следовательно, нужно было обозначить в самом начале. Потому и праздник пришелся между Рождеством и Крещением, не оттого лишь, что обрезание должно было совершаться в восьмой день (с 25 декабря восьмой день — 1 января); но и по смыслу, взаимоотношению событий: сначала Рождение, потом означение Его служения, и уже потом — выступление на проповедь, Крещение.  

Но сие именование, сии «именины» Господа Иисуса Христа, были сокровенны… Никто и не подозревал тогда исполнения смысла имени Иисус, кроме Иосифа и Марии. При Рождении хоть были пастухи, волхвы, — узнал Ирод, книжники и так далее; при Сретении будут праведный Симеон, Анна и другие в храме, — равно и «всем чающим спасения в Иерусалиме» говорила Анна пророчица (Лк. 2, 38). А здесь — только Иосиф и Мария, да священник, совершивший обряд в храме… Именины Господни сокровенны.  

И самый праздник такой «спрятанный» между двумя другими великими событиями… Свои лишь.  

Так нам открывается, что нынешний праздник есть «день Иисусов».  

Если Вознесение есть «день Спасов», день Его, как обожествленного, прославленного Сына Божия, как Бога; то нынешний день есть день Его по человечеству: ныне Господь принял на Себя человеческое, или, как «Сын Человеческий», ныне Он «вписался» в наше «гражданство» земное, чтобы потом приписать нас, при Вознесении, к гражданству небесному.  

Ныне особенно ясно, что Он — «наш», «нашего смешения», естества человеческого. Он и называется, как и все; Он еще — Младенец, беспомощный, как и все; Он видим пока именно, как Человек. Славы Божией не зрится еще в Нем. И обрезывается — плотски, человечески…  

Мне это обрезание плоти раньше казалось слишком уж человеческим. Да! Но Он был именно совсем, совершенно, как и мы, Человеком.  

Невольно приходит сравнение с нашими именинами. В прежнее время имя давалось тоже в восьмой день. И у нас имя дается родителями или крестным отцом. И у нас — это свой семейный праздник. И у нас иногда давали по значению… А особенно — монашеские имена…  

А теперь — вывод: в день имени Господа нужно просить милости у «Именуемого», про Которого апостол Павел говорит, что Бог Отец по Вознесении даровал имя выше всякого имени, дабы о имени Иисусове всяко колено поклонилось небесных и земных и преисподних, и всяк язык исповестъ, что Иисус Христос есть Господь в славу Бога Отца (Флп. 2, 9—11).  

Значит, в сей день наречения имени Его и мы должны:  

а) поклониться Ему как Господу,  

б) возблагодарить Его, что пришел ради нас, и  

в) просить главного, о чем говорит Его имя и что делает Он в чине обрезания, — спасти нас.  

Иисусе Спасителю, спаси нас!          

Иисусе Искупителю, к Отцу Твоему приведи нас! 

Теперь мне хочется немного возвратиться к установлению самого обряда обрезания в Ветхом Завете, к его истории, смыслу, форме… Все это ведь богоустановлено, следовательно, чрезвычайно важно…  

Точно золотые россыпи открываешь… Зерно на зеркале.  

Вот как впервые говорится об этом в слове Божием, в Библии (Быт. гл. 17).  

Господь явился Аврааму и обещает ему, бездетному, произвести от него «многие народы». И потому переменяет ему имя из Аврама в Авра-а-ма. И заключает с ним завет, и со всем потомством его, в завет вечен — да буду тебе Бог, то есть буду твоим Богом, близким. Дам тебе… землю… и потомкам, и буду им Бог. А ты завет Мой соблюдай, «благоугождай предо Мною и буди непорочен».  

И вот «завет» или знамение этого завета: обрежется от вас всяк мужеск пол, и обрежете плоть крайнюю вашу, и будет в знамение завета между Мною и вами. И младенец осьми дней обрежется вам… И будет завет Мой на плоти вашей в завет вечен. Необрезанный же мужеский пол, иже не обрежет плоти крайния своея в день осмый,погубится душа та от рода своего: яко завет Мой разори (Быт. 17, 10-14). 

И 99-летний старец Авраам со всею семьею обрезался в тот же день. И этот закон так строго исполнялся, что из-за нарушения его едва не погиб сам «друг Божий» Моисей.  

Когда он после явления ему Бога на Хориве возвращался из Мадиамской земли в Египет для спасения народа и шел вместе с женою Сепфорою и сыном, а последний был не обрезан: видно, мать жалела его и не хотела исполнять этого еврейского обычая, а отец Моисей не настоял по снисходительной нежности к жене,— тогда Господь, терпевший это в чужой стране, не потерпел, когда Моисей шел к своим, и притом с такою высокою Божиею целью. И явился Бог ночью на ночлеге и хотел поразить Моисея смертью.  

В чем это выразилось, — в Библии не говорится. Тогда жена взяла острый камень и обрезала сына своего… И Господь пощадил Моисея (Исх. 4, 24 — 26). Так строго исполнялся Божий завет!  

Спрашивается: какой смысл именно в этом символе?  

Обрезание говорит о смерти… Крайняя плоть — путь жизни человеческой. В то же время — средоточие страстности. Значит, кто хочет иметь завет с Богом, тот должен свергнуть с себя страсти, или грехи: жить непорочно. Поэтому у пророка Иеремии сказано: обрежитеся Богу вашему и обрежите жестосердие ваше, мужие иудины… да не изыдет яко огнь ярость Моя… и не будет угашаяй, ради лукавства начинаний ваших (Иер. 4, 4); то же святой Моисей говорил (Втор. 10, 16).  

Кто хочет иметь связь с Богом, должен отказаться от всего, даже от самой жизни своей. Любить Бога, быть Ему преданным до смерти, всецело; как бы заранее предать себя на смерть Бога ради. Или: принести себя в жертву… Умереть для себя и жить для Бога.  

Таков сильный смысл этого обряда. 

А это ясно приводит нас к двум выводам:  

— к кресту и  

— к крещению. 

1. Идея обрезания — идея крестного пути за Богом.  

Человечество внешне исполняло это; но внутренно евреи отошли от Бога… А язычники и внешнего не творили. За это грозила гибель человечеству. И тогда Господь Иисус Христос взял крест человеческий на Себя — и предал Себя за людей смерти.  

Так, следовательно, обрезание служило прообразом Голгофской смерти. И, обрезуясь в восьмой день по Рождении, Господь этим уже предсказывал Свою искупительную жертву. Обрезуясь — человеческим обрезанием, Он брал на Себя грехи людей; и в Своей плоти показывал миру, что берется вместо них исполнить закон, быть непорочным в завете с Богом, а за их грехи умрет смертью.  

Так открывается связь обрезания с искуплением.  

2. Другая связь — с нашим крещением.  

Об этом апостол Павел совершенно ясно говорит в Послании к колоссянам, где он сравнивает оба эти вида Завета: обрезание Ветхого Завета и крещение Нового Завета [Кол. 2, 11 — 13]. Там обрезание плоти — здесь обрезание сердца; там рукодельное — здесь нерукотворенное; но там и здесь — связь с Богом. Здесь, в крещении, эта связь выражается только в ином обряде; но значение его то же: смерть ради Бога. Человек, погружаясь в воду, умирает (как бы в гроб опускается) для прежней греховной жизни, чтобы ожить верою и чистотою, жизнью новой, христианской.  

Господь и принес этот новый путь: тайну крещения; и Сам крестился. Но сначала Он исполнил преобразовательный ветхозаветный обряд… Как и на Тайной вечере вкушение ветхозаветного агнца Он перевел в таинство Тела и Крови.  

3. А сюда же, к крещению, нужно присоединить и мысль о принятии на себя креста и нами. Как Спаситель, обрезуясь,— принимал на Себя крест; так и мы, крестясь, принимаем на себя обязательство нести крест своего искупления всю жизнь: пить чашу, которую Он пил, — и креститься крещением, которым Он крестился (Мк. 10, 38-39; Лк. 12, 50). 

Таков глубокий смысл обрезания. И понятно, почему евреи чрезвычайно держались его, так что когда апостолы объявили обрезание ненужным уже (после искупления и крещения), то это страшно восстановило иудеев: им казалось, что рушилось все!.. Это весьма похоже на то, как если бы теперь перестали креститься (что и есть уже во Франции, России и других странах). 

Если теперь спросить: почему же именно наречение имени новорожденному приурочивалось к этому крестному, мучительному обряду, то я выскажу лишь свое мнение.  

Пока еще человек не вошел в завет с Богом, он еще не вполне человек; он еще не достоин именоваться человеком; ибо человек есть образ и подобие Божие; а пока сей образ не сочетался с Первообразом, то есть не определил еще своей цели: отдать себя Богу, — до той поры он больше еще как бы животное, только высшего качества… А вступивший в связь с Богом, сделавшийся — по обещанию хоть бы — членом Его Царства, — он уже Божий; а потому ему и дается теперь «человеческое» имя, отличающее его от животных. А нередко и в самых именах отличалась та или иная связь человека с Богом. Особенно это видно у евреев, — из Иегова (или иногда сокращенное — Ие и др.) весьма часто входит в состав имени: Иоанн — Божий милостивый дар; сербское — Божидар; Гавриил — сила Божия; Мария (Мариам) — превозвышенная, великая (Богом); Иехоиия; Иоаким; Анна — сокращенное из Иоанны — благодатная и миловидная и так далее.  

Но почему завет и имя — соединяются с крестом (обрезанием)? Потому, что падший человек не иначе может возвратить утерянную связь с Богом, как уже через страдания при исполнении завета. Но поелику он, в конце концов, оказывается бессильным исполнить за-вет и заповеди, то его крест переходит на Сына Божия. И только после Его страдания люди становятся «чадами Божиими» и получают это славное имя, а Бог становится снова им Отцом.  

Так, следовательно, наименование при обрезании указывало на то, что после искупления Христом мы уже не принадлежим себе, ибо «откуплены» кровью Его; и Он уже, как Господин, как Владетель наш, волен давать нам имена. Поэтому в христианстве даются имена при крещении или при предварительном моменте крещения — наречении имени, как бы подобном обручению пред свадьбой, или наречению во архиерея раньше хиротонии.  

И Спаситель нарекся ранее Своего крестного служения, уже взяв на Себя обязательство (дав «залог») спасти людей. 

Замечательно, что у сербов день «славы» так и называется: «крестно имя» — «крестное имя»; то есть они, их предки, получили имя при крещении, но самое слово «крещение» заменилось однозвучным — и внутренно, догматически сродным — «крестово». Получилось: «крестное имя». 

Осталось мне из своих мыслей упомянуть разве о том, что если бы когда-нибудь возник вопрос об установлении особого праздника святому имени Иисуса, то несомненно сим днем подобало бы избрать сей день наречения имени Спасителю. В связи с этим глубокий богослов в нынешний праздник мог бы углубиться в эту великую тайну имени Божия и имяславия. 

Человек должен был исполнять закон, чтобы спастись. Он этого не смог. Закон же, данный после, оказался ему непосильным и только обличал его беспомощность и подвергал клятве за неисполнение, подобно прокурору на суде. Господь вместо человека взял на Себя исполнение закона, и вот с самого уже Рождения начинает исполнять закон. А исполнять закон значит — проявить смирение, послушание Законодавцу Богу; значит — отречение от своей пагубной воли.  

Исполнением закона Господь показал, что и первые люди могли бы исполнить заповедь Божию. А если не исполнили, то виноваты сами перед Богом… А эта вина опять снимается Им же: Сам Господь исполнил закон. Он крестом заслужил власть ходатайствовать пред Отцом о помиловании не исполнивших его.  

И еще — так как все искупление есть смиренное исполнение послушания Отцу: «Я пришел, — говорит Господь, — да творю волю Отца Моего» (Ин. 6, 38); и апостол Павел говорит о Христе: «Он был послушлив даже до смерти» (Флп. 2, 8); то можно сказать, что нынешнее обрезание уже есть начало искупления, — как начало послушания законам Божиим.            

Впрочем, так как это начало было уже в Рождении Господа, то Обрезание нужно назвать уже продолжением взятого искупительного подвига, но — более очевидно говорящим именно о смерти, о кресте, Голгофе, о жертве. 

Теперь мне осталось отметить лишь одну сторону смысла обрезания. Во всяком деянии Господа мы видим проявление искупительного подвига — за нас. «Нашим крещением крестился», «за наши» грехи распят, «с нами вознесся» и так далее.  

Обрезание означало еще и казнь, наказание за грехи. И эту казнь ныне приемлет на Себя безгрешный: не подлежавший, следовательно, наказанию. А в таком случае Он начинает терпеть за других, за нас. А следовательно, можно сказать: «нашим обрезанием обрезуется». 

Но для этого требуется «обрезывать» (урезать, отсекать) свою волю как падшую. Правда, болезненность здесь необходима, то есть принуждение, борьба против себя. И конечно, это есть последствие грехопадения; но наказанием, кажется, лучше бы не называть. Впрочем, если это «отсечение» воли, это скорбное принуждение является (несомненно!) «последствием» падения, то и тогда можно сказать про Спасителя: Он начинает терпеть это за нас, страдать нашим страданием. В дальнейшем же смысле — это страдание можно назвать «наказанием». 

В связи с этим следует выяснить и вопрос о клятве. В слове Божием ясно говорится о связи Закона с клятвою: Христос ны искупил от клятвы законныя, быв по нас клятва(Гал. 3, 13). Вот послал Сына Своего… раждаемого от жены, бываема под законом, да под законныя искупит, да всыновление восприимем (Гал. 4, 4 — 5). А ныне Господь начал исполнять закон.  

Мы согрешили в прародителях; а потом и сами грешили и грешим. Закона не исполняем… А всякий не исполняющий проклят: это мы ощущаем, когда «совесть мучит»… Что же делать? Исправить, особенно — прошлого, мы уже не в силах; и потому остаемся под клятвою. Так закон всех подводит под клятву, и лишает любви Отеческой, или «всыновления»… Это и есть «подзаконная клятва».  

Далее: как 2ке Христос искупает нас от нее? и именно «исполнением закона»? Мы не могли этого и не можем. А Он начинает исполнять и исполняет… Что же мне из того?  

Возьмем пример понятный… Сын, предположим, не хочет поститься, говеть и т. п. Тогда мать начинает все это творить за него; а свое особо продолжает… Это она делает по связи с ним, по единению, по любви… И труд ее Господь принимает за сына, и милует его: на этом ведь основаны молитвы и милостыни за умерших… Этим он освобождается от наказания…  

Подобно сему Господь начинает исполнять, как должно, закон — не внешне лишь, но главным образом внутренно, за нас. И Господь Отец принимает эту жертву единения и снимает с нас клятву… И возвращает опять Своего Духа, Которым снова усыновляет людей.  

О сем и говорит апостол Павел. Искупленным (уже) через Христа это дается: и понеже (так как) есте сынове (уже), посла Бог Духа [Сына] Своего в сердца ваша, вопиюща: Авва: (то есть) Отче (Гал. 4, 6).  

Вот небольшой намек на объяснение…  

Источник: Митрополит Вениамин (Федченков). Размышления о двунадесятых праздниках. Правило веры. Москва 2008 

Смотрите также: — Митрополит Вениамин (Федченков). Богослужение праздника Обре́зания Господня (*.pdf)