Троицкие листки № 297. Грех чернит, а добродетель украшает

Нет ничего безрассуднее греха, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — нет ничего глупее его и безобраз­нее. Если бы какой живописец захотел изобразить его, то, мне кажется, — продолжает святитель, — он не по­грешил бы, изобразив его под видом звероподобной, дышащей огнем, отвратительной черной женщины». Но — касаяйся смолы и сам очернится, говорит Святое Писание (Сир. 13; 1), а потому и человек, во грехе пребывающий, носит в себе нечи­стоту греховную, и эта нечистота так помрачает богоподобный образ души его, что для людей, имеющих духовные очи, просве­щенные благодатью, даже внешний вид грешника представляется мрачным, темным, нечистым.

Вот что читаем мы в Житии преподобного Нифонта, еписко­па Констанции Кипрской. В молодости своей он вел такую по­рочную жизнь, что и других соблазнял своим дурным поведени­ем. «Горе тебе, Нифонт, — говорил ему один добрый человек, — Ты живешь только телом, а душой давно умер, и только тень твоя ходит пред людьми!» Но в детстве он был скромным мальчиком, любил церковь Божию и отличался кротким нравом. И вот Господь восхотел обратить его на путь покаяния. Был у него друг по имени Никодим, однажды Нифонт приходит к нему, но друг как бы не узнает его. «Что ты смотришь на меня как будто на незна­комого человека?» — спрашивает его Нифонт. «Поверь мне, брат мой, — отвечает Никодим, — я никогда не видел тебя таким чер­ным, как теперь: лицо у тебя — точно у безобразного эфиопа». Устрашился Нифонт; ему стыдно стало за свои грехи; он закрыл лицо свое рукой и задумчиво-печально пошел от друга домой.

«Горе мне, грешнику! — так размышлял он дорогой. — Если я здесь, в этом мире, так мрачен душой и телом, то каким же явлюсь я i на страшный Божий Суд? Как предстану пресветлому лицу Божию? I Горе мне, беззаконному! Где ты, душа моя? Горе мне, горе! Что мне делать? Могу ли я спастись?» Так размышлял юноша, и это размышление было началом его покаяния и обращения к Богу.

А когда человек очистит себя покаянием, тогда душа его про­светляется, и ей возвращается та богоподобная красота, с какой вышел первозданный человек из рук своего Создателя — Бога.

Вот что видел однажды преподобный Павел Препростый. Раз пришел он в один монастырь и, остановившись у дверей церков­ных, смотрел, кто в каком устроении душевном входил в церковь. Была вечерня, и все иноки входили с лицом светлым и душой про­свещенной; вместе с каждым из братий шел радуясь и его Ангел хранитель. Но вот старец увидел одного инока, который шел с лицом темным и душой помраченной; его окружали бесы, из ко­торых каждый влек его к себе, а Ангел хранитель его шел за ним издали, унылый и плачущий. Опечалился и угодник Божий, увидев это: он горько заплакал о погибшем брате и от огорчения не по­шел в церковь, а сел около дверей и плакал.

Окончилась вечерня; стали выходить иноки из церкви. Все шли такими же, какими входили — осияваемые Божественным светом. Вот выходит и упомянутый брат, который был темен, и — о ра­дость! — старец видит, что лицо этого брата сияет как лицо Ангела, и благодать Божия приосеняет его со всех сторон, Ангел хра­нитель его идет радостный, поддерживая брата под руку, а бесы издали рыдают и не смеют приблизиться. Возрадовался блажен­ный старец, увидев столь скорую перемену в устроении инока, и остановил его; рассказав всем, кто тут был, свое видение, он спро­сил брата о причине такой внезапной перемены.

И смиренный инок вынужден был рассказать о себе вот что: «Я — великий грешник: много лет я жил в нечистоте греховной; когда пришел я сегодня в церковь Божию, то услышал читаемого св. пророка Исайю, а лучше сказать — Самого Бога, Который ве­щал через Пророка: измыйтеся и чисти будете, отымите лукав­ство от душ ваших пред очима Моима, научитеся добро творити, и аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю (Ис. 1; 16-18).

И вот я умилился душой; отверзлись мои очи душевные, познал я свое окаянство и погибельное устроение мое и, вздохнув из глубины души, сказал про себя: «Господи Боже! Ты пришел в мир грешников спасти; ис­полни же на мне самым делом то, что сейчас изрек Ты через Пророка Тво­его: я обещаю с этого времени при помощи Твоей больше не грешить и отныне брошу все свои беззакония и буду служить Тебе, Владыко мой, чистой совестью: только Сам Ты прими меня, кающегося, и не отвер­гни к Тебе припадающего». С таки­ми намерениями я вышел из церк­ви, — так заключил инок свой рассказ, — и дал себе твердое слово больше не грешить пред Богом».

И все слышавшие этот рассказ прославили Бога, Который не отвергает никакого грешника, приходящего к Нему с по­каянием.

«Как мудрость человека, по слову Писания, просвещает лице его (Еккл. 8; 1), — говорит святитель Димитрий Ростовский, — так и Богоугодное житие соделывает лицо человека светлым и пре­красным. Таково было лицо Сифово, таково Моисеево, таково было лицо первомученика Стефана, сиявшее как лицо Ангела Бо­жия. Как фонарь, в котором зажжена свеча, светится и светит во тьме ночной, а тот фонарь, в котором не горит свеча, сам темен и другим не светит, — так и человек: когда его душа горит любовью к Богу и ближнему и светит светом добрых дел, то и лицо его бы­вает светло-радостно и прекрасно: обитающая в нем благодать Божия сияет и на лице его. О преподобном Памве в житии его повествуется, что он по обилию благодати Божией, в нем обитав­шей, еще во плоти был подобен небожителям, и, живя еще в глав­ном теле, уже проявлял на своем лице образ райского нетления, и лицо его сияло славой благодати Божией, подобно тому как сия­ло некогда лицо пророка Божия Моисея.

В Отечнике о нем есть такой рассказ. Три года преподобный Памва молился Богу. «Господи! — так говорил он. — Молюся Тебе, не прославляй меня на земле!» Но Бог, прославляющий Своих угодников, прославил его так, что братия не могли взирать на лицо его — так оно сияло благодатью Божией. Вот как святое и Бого­угодное житие, — заключает святитель Димитрий, — может про­светить лицо человека! Внутренняя, душевная красота проявляет себя и в красоте внешней, телесной. Вот почему, например, лицо праведной Сарры и в глубокой старости, когда ей было уже за восемьдесят лет, цвело красотой молодости!»

Значит, живи чисто, воздержано, праведно, Богоугодно, и тог­да сама старость не сможет обезобразить лица твоего; какой нетленной красотой сияет лицо того почтенного старца, который в страхе Божием провел всю свою многотрудную жизнь! Какой добрый, кроткий у него взор, — до того кроткий, что кажется, он не способен никогда и раздражиться! И в этом взоре светится про­стота и невинность детского возраста; все черты его лица дышат искренним радушием и любовью; его старческие морщины толь­ко внушают еще большее доверие к его опытной мудрости, а се­ребристые седины будто венец украшают его почтенную голову. Вот, думается, созревшая пшеница на ниве Божией: ей не страшна коса смертная, — для нее уже отверста житница небесная! Вот про­шедшие нелегкую школу жизни дети Божии: им уже уготованы обители многие в доме Отца Небесного! Счастливы вы, старцы — Божии трудники: с честью покончив нелегкую работу дня трудо­вого в вертограде Божием, потрудившись в своей жизни во славу Божию, на пользу ближних ваших, вы скоро будете позваны Домовладыкой Небесным в чертоги Его, чтобы насладиться нетлен­ной вечери Божией со всеми Богу угодившими!

Источник: Свято-Троицкая Сергиева Лавра