Игорь Островский. Стихи — в кавычках и без

logo

07 Aug 2018/Игорь Островский. Стихи — в кавычках и без

Автор — пианист, музыкант Сергиево­-Посадского муниципального оркестра. Этим летом представил первую книгу под лаконичным названием «Стихи», куда вошло написанное за 30 лет.

07 Aug 2018/Игорь Островский. Стихи — в кавычках и без

Биография (со слов автора): «Родился в 1955 в Загорске. Детский сад № 1 (где сейчас краеведческий музей), школа № 14 (тогда восьмилетка), школа № 1 (сейчас гимназия № 1), Московский институт химического машиностроения, музыкальное училище при ДК им. Кирова (Ленинград). НИИПХ, ресторан «Золотое кольцо» (сейчас «М­-Видео»), ДК им. 50­-летия Октября (ОДЦ «Октябрь»), методический центр отдела культуры администрации, ДК им. Гагарина, муниципальный оркестр».

***

Что кажется сладким —
сбывается пресным,
непоколебимое — шатким,
отвесным —
— пологое,
но временами до боли
врезается слово и
дышат бемоли,

и да: не разнять, и
как воздух, объятья.

***

Художник Оля
пишет мой портрет,
болтаю вволю…
Всё­-таки, секрет
прибит волною
Олин или мой
за той льняною
плотной пеленой?

***

Приятен на вкус
арбуз летом.
Может, сам арбуз
думает об этом:
лучше гнить в поле,
чем сгинуть в неволе?

***

Гулять, конечно, лучше ночью,
скворешне изменив непрочной,
и сыром в масле фонарей
сливаться с массой тополей.

***

В какой пустыне — всё равно —
найти обитель,
когда весь мир и ты — кино
и кинозритель.

Смешно, местами хорошо,
охват широкий,
пока на землю не сошёл
Безумный Джокер —

скользнёшь звездой по волосам
в конце рекламы.
Сложнее, если ты и сам
имеешь планы.

***

Снова музыка слов,
голоса языка,
усвоенье основ.
Сквозняком свысока

до багровых глубин,
до гранитных твердынь.
Если пустят туда
лебеда да полынь.

***

То не пенье болельщиков —
ветер гудит за окном.
Жигулёвское с лещиком,
Ящик, и в ящике гном

гонит мячик-­горошину,
круг на зелёном сукне.
Просто чай, по­-хорошему,
чай — и берёзы в окне.

***

У дерева корни,
у ласточки хвост,
у мальчиков горны,
у города мост.

У кроны вороны,
у горна кузнец,
король у короны,
рука у колец.

У неба надир, у подковы блоха,
дыра у сортира,
конец у стиха.

***

1

Когда я вижу небольшую
и узкоплечую, ошую
взмывает и парит, и ноет,
и говорит: спешить не стоит…
Но я не слушаю, спешу и
пугаю женщину чужую.

2

Когда когда-­нибудь я встречу
тебя, пойму, что умер. Вечер
сухой и солнечный. Ты скажешь,
что жизнь твоя прекрасна, я же

отвечу, сдерживая дрожь,
что жил непрямо, но упрямо,
как ты сама мечтала, мама,
и ты кивнёшь.

1

Ворошение тошное,
восхожденье к нулю ­—
не люблю своё прошлое,
и себя не люблю
в этом прошлом, где узником
навсегда заключён.
Уводи меня, музыка,
напевай за плечом.

2

Предсказаний не слушаю,
от предчувствий бегу,
и надеюсь на лучшее,
чем представить могу.
Загадка
Для двух довольно брюк,
одной сойдёт ботинок.
(вариант)
Для двух нужны колготки,
одной сойдёт чулок.

***

«Любовь — не лекарство, а рана», —
решил помкомвзвода Петров.
Послала Петрова она на,
Петров же отправил её в.

***

Всё о смысле и о тлене
мысли после выступлений,
но расстелена постель:
положи меня поленом,
придави меня коленом,
чтоб в окно не улетел.
Буду спать сперва пунктиром,
после маяться кошмаром,
только после просто спать.
Выпью чаю со светилом
и помажу скипидаром ­—
завтра снова выступать.

***

Бог хороший математик?
Знают физики в халате,
космонавты в аппарате,
акробат на самокате,
лирик с девой на закате
и девица в результате
низости календаря,
тот закат благодаря.

***

Я заблудился в городе чужом,
мне этот город временами снится.
Я был в него, как мышка, погружён,
и было в нём нельзя не заблудиться.

Там женщина худая шла во двор
по лестнице, и я спросил дорогу,
она, решив, что я, возможно, вор
или мошенник, вызвала подмогу —

Серёжу. Ни она, ни он
не спрашивали мной забытый адрес.
Он двигался с трудом и был умён.
Они упорно интересовались,

со временем — имелся прецедент —
посмею ли заняться блудом с нею;
я озирал некрашенный цемент
и уверял: не то что не посмею,

а ухожу. Распутываю нить,
кружу в кровати, как червяк на блюде:
во сне меня, похоже, приютить
хотели от тоски чужие люди.

Неотвратим ли был унылый плен?

Вставай и отряхни цемент с колен!..

***

Написать «звезда»,
что сказать «забудь»,
закатить глаза,
тяжело вздохнуть.
Мимо рукава
правая рука
тянется: «трава»,
«камень», «облака».
Есть ещё «любовь»,
«переулок», «грусть»,
и от этих слов
я не откажусь.

***

По дороге мимо Лавры
жертвы собственных страстей —
коломбины, марфы, мавры,
агафоны всех кистей —
осторожно, дерзновенно
собирают на прокорм,
и, незримы, у колена
василиск и уникорн.

***

Я отпускаю сам себе:
Сынок, за это по губе,
за это коршуна в груди;
ну всё, иди и не муди.

***

Мелодия, строка
когда­-нибудь вернутся.
Выводят облака,
звезда, осколок блюдца,

увядшая трава
загадочную фразу,
но бог свои слова
использует по разу.

Зияние, провал,
пустая оболочка.
Я строчку потерял,
была такая строчка…

***

Я полол
морковку,
сбивал
колени,
я в микро­-
волновку
пихал
пельмени,
я ходил
в ведро,
оформлял
подписки,
я цедил
ситро
и лизал
ириски,
как тюрем­-
ный срок,
отбывал
учёбу,
мне систем­-
ный блок
доверял
утробу,
я блажил
в ВИА,
городил
хоромы —
это был
не я,
так, один
знакомый.

***

В собранье выраженье
пристало и к лицу:
невежде самомненье,
сомненье мудрецу.

***

То не ваза с травой,
а моя голова,
из неё вразнобой
вылезают слова.
Объяснение роста
словес из бельмес —
проявление просто
чудесных чудес,
составляющих тело
и душу вещей,
превращений, путей и
всего вообще.

***

Эта цельность и грация зверя
(понимаешь их цену, трезвея),
магнетизм негодяя.
В телескоп наблюдая.

***

Это, в общем, обычные люди,
чуть удачливей, может, хитрей,
чудо-­фрукты катают на блюде,
чудо-­рыб достают из морей.

Представители нашего вида
что­то шепчут и трут амулет;
их простые мечты и обиды
сотрясают орбиты планет.

В этой оптике, как на экране,
милый прикус, забавный оскал:
безобидная вошь на аркане
заставляет визжать кинозал.

***

Не всё, что подумалось, слушать
приятно, сказать — хорошо.
По­-моему, книга тем лучше,
чем больше в неё не вошло.

***

Завершается день,
и тебя настигает усталость,
будто выпустил в шею чернила
невидимый спрут.

Выползаешь тюленем
исследовать, сколько осталось
прошлогоднего снега, ожил
или в логове пруд,

и на месте ли старые липы.
И скользят под ногой
                литосферные плиты.

***

Помада, шёлк,
бокалы, смех —
о, как тяжел
и скучен грех;
но все вокруг
взахлеб твердят:
«Прекрасно, друг!»
«Ты счастлив, брат!»

***

Хорошо выздоравливать.
Глухо стучат
по плечам, капюшону
дождя кабошоны.
Торжествует гидравлика.
В мокрых лучах
рассекаю, прощённый,
брусчаткой мощённый
океан. И повсюду
на склонах волны
уходящей простуды
седые блины.

 

Источник: Газета Вперёд


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *