Сергиевский Посад в конце XVIII века

logo

Указом 1782 г. крестьянам троицких слобод разрешалось, по желанию, записываться в купеческое или мещанское сословие. С учреждением Сергиевского Посада в купцы записалось 234 че­ловека [1], в мещане — 394, невыясненное число перешло в цехо­вые ремесленники и, наконец, не менее 400 человек осталось в звании крестьян экономического ведомства [2]. Из числа послед­них 213 человек поступило на службу Троице-Сергиевой Лавры в качестве ее «штатных служителей» [3]. Таким образом, числен­ность податного населения Сергиевского Посада к концу 1782 г. составила не менее 1100 человек, а с учетом церковнослужите­лей, монахов, семинаристов — не менее 1500 человек мужско­го пола [4]. На самом деле жителей в Сергиевском Посаде было больше, так как указанные цифры относились прежде всего к владельцам недвижимости, между тем еще по данным офицер­ских описей известно, что немалую часть жителей слобод со­ставляли не имеющие собственных домов «захребетники».

Сергиевский Посад в конце XVIII века

Сословное разделение жителей новоучрежденного посада не являлось пустой формальностью. Купцы освобождались от по­душной и рекрутской повинностей, но вместе с мещанами обя­заны были платить все мирские сборы, нести полицейскую по­винность и обеспечивать воинский постой. Штатные служители Лавры, наоборот, освобождались от военного постоя, полицей­ской повинности и городских мирских сборов, но, как и осталь­ные крестьяне, теряли право заниматься в своем родном городе промыслами и торговлей. Между тем на любой улице любого прихода Сергиевского Посада проживали представители всех сословий. Не удивительно, что в Сергиевском Посаде очень ско­ро обозначились противоречия между «настоящими городскими обывателями» — купцами, мещанами, цеховыми — с одной сто­роны, и крестьянами, включая лаврских штатных служителей, с другой стороны. Уже в феврале 1783 г., через четыре месяца после открытия присутственных мест, «настоящие обыватели» Посада обратились к Лавре с просьбой обязать штатных служи­телей заплатить мирской сбор, по 25 коп. с каждого двора, на что получили отказ [5]. Требования ратуши, чтобы штатные слу­жители Лавры «без отрицания наравне с протчими обывателями несли всякие полицейские повинности», также отвергались [6].

Отказываясь, на законном основании, нести мирские сборы, штатные служители Лавры, а также посадские крестьяне не ос­тавляли своих, теперь уже незаконных, но традиционных заня­тий промыслами и торговлей, конкурируя в этом с купцами, ме­щанами и цеховыми Сергиевского Посада. Опасаясь конкурен­ции, сергиево-посадская ратуша в 1786 г. потребовала от Лавры запретить своим штатным служителям заниматься в Посаде тор­говым промыслом, в котором были замечены четыре лаврских оконишника и два рукавишника. Защищая своих подчиненных, лаврский Собор отвечал, что «оные служители торгу не имеют, а временно рукоделием и работою своею снискивают себе дневное пропитание» [7]. В 1790 г. купцы и мещане через своего бургомис­тра Степана Хвастунова жаловались лаврскому Собору на кресть­ян, в том числе и посадских, которые, привозя на лаврскую Крас­ногорскую площадь продукты, продают их в розницу «подобно так, как купцы и мещане, без всякого им в том запрещения, от че­го настоит купечеству и мещанству в торговле великий подрыв». [8]

Межсословные противоречия проявлялись порой в острых и даже опасных формах. Яркое свидетельство этому — прошение штатного служителя Родиона Андреева, поданное в лаврский Собор. Приведем его дословно: «Сего марта 24-го дня пополуно­чи в 12-м часу, шедши я из Лавры домой, нес свои сапоги взятые лаврской семинарии риторики у учеников для починки и, поровнявшись против питейного дома, называемого Залупиха, что в Кокуеве, увидел вышедших из оного Сергиевского посада цехо­вых голову Ивана Никитина Щербакова, Герасима Малютина и Михаила Загвоскина, которые, остановивши меня, проговари­вали такие слова, что-де им велено таковых людей ловить, кото­рые производят мастерство, а потому и требовали, чтоб я оные сапоги заложил во оном питейном дому и их поил вином. А как я им оных не дал, то они и начали у меня силою отнимать, поче­му и принужден я был от них бежать, из коих Щербаков и Ма­лютин, догнавши меня у самого моего двора, стали держать, а Загвоскин начал меня бить палкою, которая имеется и теперь у меня, и они, конечно б, меня прибили до полусмерти, естли б не збежались на крик соседи…». [9]

Чем закончилось это дело, неизвестно, скорее всего, новыми обоюдными обвинениями, которые лишь усиливали противоре­чия между жителями. Объективности ради отметим, что Серги­евский Посад не был исключением: межсословные противоре­чия наблюдались во всех российских городах конца XVIII в. Ра­зумеется, трения между гражданами не способствовали разви­тию Сергиевского Посада.

Не благоприятствовал развитию города и еще один немало­важный фактор — малоземелье. В отличие от многих других го­родов, учрежденных при Екатерине II, Сергиевский Посад не владел земельными и иными угодьями, пригодными к сдаче в об­рок для пополнения городской казны. Дело в том, что все угодья троицких слобод, при преобразова­нии их в Сергиевский Посад, сохра­нились за теми его жителями, кото­рые не вышли из крестьянского со­словия, тогда как новоиспеченные посадские купцы и мещане оста­лись не только без пашенной земли, но и без выгона для скота. Отсутст­вие земельных угодий усугублялось тем, что вся центральная часть По­сада вокруг Лавры еще при меже­вании 1777 г. была отведена по­следней. Лавре принадлежали Бан­ный и Келарский пруды, обширная территория севернее обители (от Конного двора до Угличской доро­ги), Красногорская площадь. Не владея Красногорской площадью, Сергиевский Посад был лишен и та­кой важной статьи дохода, как арендная плата с многочисленных красногорских лавок, которая ухо­дила и в без того богатую казну Ла­вры. Казна же Сергиевского Поса­да пополнялась лишь однопроцент­ными отчислениями от питейной продажи и мирскими сборами с граждан, причем от последних часть посадских жителей, как мы помним, была освобождена.

Сергиевский Посад в конце XVIII века

Проект перепланировки Сергиевского Посада. 1792 г.

Проект был подготовлен губерн­ским землемером Хомяковым после пожара, случившегося в Посаде в 1792 г.

Наглядным свидетельством бедности казны Сергиевского По­сада служит тот факт, что его ратуша вплоть до 1789 г. не имела собственного здания и вынужде­на была арендовать помещения у местных граждан. Лишь в 1789 г. у ратуши появилось собственное здание, но не новое, а переделанное из предварительно выкупленной лаврской бога­дельни (здание это было продано Лаврой из-за его ветхости) [10]. Следовательно, с 1782 по 1789 г. ратуша заседала в еще более ветхом строении.

И все же, по сравнению с многими другими российскими го­родами с пустой казной и враждой между сословиями, у Серги­евского Посада было два важных преимущества. Он лежал на перекрестке дорог из Москвы в Ярославль и из Дмитрова в Юрь­ев-Польской. Средоточие города, Троице-Сергиева Лавра, при­влекала множество богомольцев, обеспечивая работой посад­ских жителей. Благотворное действие названных факторов еще в XVII в. превратило троицкие слободы в значительное торговое и промысловое поселение, а в конце XVIII в. привело к укрепле­нию и дальнейшему развитию Сергиевского Посада в качестве поселения городского типа.

В «Историческом описании Российской коммерции», издан­ном в 1786 г., содержится ценное, не раз впоследствии повторяв­шееся, свидетельство о трудолюбии жителей Сергиевского Поса­да, многие из которых «упражняются в рукоделиях, делают и про­дают разные крашенные и писанные деревянные вещи: ларчики, чашки, детские игрушки и тому подобное» [11]. Указанным промыс­лом занимались в основном мужчины. Женщины пряли лен, тка­ли холсты, вязали чулки и варежки, а иные были заняты «в порт­ном мастерстве русского женского платья» [12]. Как отличаются приведенные свидетельства от другого, относящегося к жителям г. Дмитрова, которые в конце XVIII в. «упражнялись в произведе­нии работы около огородных овощей» [13]. Между тем такие города, как Дмитров, жители которого, не исключая даже купцов, пре­имущественно занимались огородничеством и садоводством, «чер­ной работой», в России конца XVIII в. составляли большинство [14].

Сергиевский Посад в конце XVIII века

Проект фасада деревян­ного торгового ряда на Крас­ногорской площади. 1784 г.

Изделия сергиево-посадских кустарей находили сбыт на местных рынках. В Сергиевском Посаде, разделенном на собственно городскую и лаврскую части, и рынков было два. Городской рынок нахо­дился на Вознесенской площади, там же, где и ра­туша, Лаврский рынок — на Красногорской пло­щади. Соответственно имелось два базарных дня в неделю и три большие ежегодные ярмарки, продол­жавшиеся по неделе [15]. На городском, Вознесен­ском, рынке базары проводили по понедельникам, а ежегодная ярмарка, по старинной традиции, сло­жившейся еще в ранний период истории села Кле­ментьева, открывалась 15 августа, на праздник Ус­пения Богородицы. На лаврской Красногорской площади базары бывали по воскресеньям, а ежегодные ярмарки — в 10-ю пятницу после Пас­хи и в Троицын день. Торговля начиналась на рас­свете с подъема над зданием ратуши специального знамени, которое спускалось в первом часу попо­лудни. При поднятом знамени шла розничная тор­говля, со спуском знамени — оптовая. Архивные документы, статистические и экономические описания свидетельствуют о большом разнообразии то­варов на ярмарках Сергиевского Посада в конце XVIII — начале XIX в. Значительную часть этих товаров составляли разнообразные шелковые, бу­мажные и льняные ткани [16]. Торговля тканями про­изводилась в основном оптом купцами из Москвы, Переяславля, Юрьева-Польского, Дмитрова, Рос­това. Для купцов из этих городов Сергиевский По­сад служил региональным центром их торговых сделок между собой. Большую группу товаров со­ставляли орудия крестьянского труда, предназна­чавшиеся для жителей окрестных селений [17].

Сергиевский Посад в конце XVIII века

Конный двор. 1790 г.

Чертеж-реконструкция Е.В. Скрынниковой. В конце XVIII в. лаврский Конный двор был одним из немногих в По­саде каменных гражданских строе­ний вне стен Лавры. Высокие, кры­тые деревянным лемехом кровли башен Конного двора завершались шпилями с точеными деревянны­ми шарами. Здание Конного двора было хорошо видно от самых Свя­тых ворот Лавры и, благодаря сво­ей замкнутой планировке и баш­ням по углам корпусов, сравнива­лось современниками с монас- тырьком у стен огромной Троиц­кой обители.

Сергиево-посадские базары и ярмарки отлича­лись богатым выбором «харчевого товара», рассчи­танного на богомольцев и приезжих купцов. Тор­говля «харчевым товаром» давала средства к суще­ствованию многим жителям. Самые бедные из них торговали хлебом и квасом со столиков. Те, что по­богаче, ставили на торговых площадях харчевые, рыбные, квасные балаганы. Почтенные граждане торговали чаем, кофе, сахаром, виноградными ви­нами, содержали трактиры и питейные заведения, среди последних — питейный дом «Залупиха» на Кокуевской улице, кабак «Красненький» на Красногорской площади.

Наиболее характерной особенностью сергиево-посадских ба­заров и ярмарок был широкий выбор деревянных сувениров. Так, статистическое описание Московской губернии за 1811 г. подчеркивает, что жители Сергиевского Посада «имеют отмен­ное мастерство в делании деревянных вещей и особенно детских игрушек, которые во многом не уступают работе иностран­ной» [18].

Из двух рынков наиболее оживленным был рынок на Красно­горской площади перед Троице-Сергиевой Лаврой. В торговые дни купцы, мещане, крестьяне съезжались сюда заранее и, запла­тив поземельные деньги в лаврскую казну, получали на площади соответствующий участок, отмеченный кольями, на котором ста­вили шалаши, подвижные лавки, просто столы с товарами.

Красногорская площадь в конце XVIII — начале XIX в. пред­ставляла собой обширное незамощенное пространство между крепостной стеной Лавры и Московской дорогой. Перед лавр­ской стеной еще сохранялись ров и земляные фортеции — напо­минание о царствовании Петра I. Единственным каменным зда­нием на площади была Красногорская часовня, построенная в 1768—1770 гг. От каменной часовни, вверх и вниз по скату Красной горы, вдоль Московской дороги, стояли в линию дере­вянные рыбные и галантерейные («щепетильные») лавочки. С юга Красногорскую площадь замыкала Пятницкая церковь, с севера окаймлял Белый пруд.

В 1790 г. на северном берегу Белого пруда был построен ка­менный лаврский Конный двор — квадратное в плане одноэтаж­ное строение с круглыми угловыми башнями и прямоугольной башней над южными воротами. Высокие кровли башен, крытые лемехом, завершались шпилями с точеными деревянными шара­ми. Здание Конного двора было хорошо видно от самых Святых ворот Лавры и, благодаря своим башням, сравнивалось современ­никами с монастырьком у стен огромной Троицкой обители. В конце XVIII в. в Сергиевском Посаде Конный двор — одно из немногих каменных граж­данских строений вне стен Лавры [19]. Большинство же зданий Посада, как и во времена троицких сло­бод, были деревянными; хозяйственные постройки и многие жилые дома крылись соломой — идеаль­ным материалом для мгновенного распространения огня в случае даже небольшого пожара.

Сергиевский Посад в конце XVIII века

Фасад Красногорской ча­совни. 1768—1770 гг.

Рис. из Архитектурного альбо­ма Лавры. XVIII в.

В конце XVIII в. Красногорская ча­совня была единственным камен­ным сооружением на Красногор­ской площади. По преданию часов­ня отмечает место, на которое во время пожара 1709 г. из Лавры были вынесены мощи Преподобного Сергия Радонежского.

В 1792 г. в Сергиевском Посаде произошел оче­редной большой пожар, который послужил пово­дом к перепланировке города. Основой переплани­ровки стал проект, разработанный в том же 1792 г. губернским землемером Хомяковым [20]. Этот проект подробно изучен и описан В.И.Балдиным в книге «Загорск. История города и его планировки» (Балдин В.И. М., 1981 г.) [21]. По оценке В.И.Балдина, проект был выполнен на высоком профессиональ­ном уровне, с бережным отношением к историчес­кому и художественному наследию города. Со сво­ей стороны отметим то, что ускользнуло от внима­ния В.И.Балдина: в проекте Хомякова Сергиев­ский Посад рассматривался как уездный город с со­ответствующими зданиями для присутственных мест, суда, дворянской опеки, городничего и т.д. Нельзя не отметить также некоторой отвлеченнос­ти проекта от современных ему реалий: проект не учитывал сложившиеся к тому времени в Посаде земельные отношения. В случае реализации проек­та Лавра, крупнейший землевладелец в Посаде, потеряла бы 57 десятин земли, за что потребовала в виде компенсации свыше 145 десятин вне Посада и сохранения за собой Красногорской площади. Переговоры с губернской казенной палатой завершились лишь в 1794 г. удовлетворением всех требований Лавры, включая и со­хранение за ней Красногорской площади [22]. Только после выпол­нения требований Троицкой обители началась реальная перепла­нировка Сергиевского Посада: спрямлялись улицы, дома, стояв­шие «не в кварталах», переносились на отведенные места, квар­талы купцов и мещан отделялись от кварталов крестьян и штат­ных служителей. Последним отвели шесть кварталов в северо-за­падной части города, где издавна располагались лаврские служ­бы, старый конюшенный двор и Конюшенная слободка. Улица этой слободки Конюшенная, спрямленная в процессе заселения штатными служителями своих кварталов, называется сейчас улицей Академика Фаворского.

Процесс перепланировки Сергиевского Посада и расселения его жителей согласно сословной принадлежности начался в 1794 г. и продолжался в XIX в.

Источник: Сергиев Посад. Страницы истории. XIV-начало XX века. Текст: К. Филимонов. Составители Н.Соловьёв, К.Филимонов. Предисловие: Т.Манушина. ИД «Подкова», М. 1997 

Источник: Свято-Троицкая Сергиева Лавра


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *