Рождественские письма

О ВЕРЕ

Христос раждается!

С праздником!

Забудем на время о всем преходящем. Напишу Вам о духовном: ныне Бог воплотился, и можно ли о чем-нибудь земном думать?!

Хоть немного, напишу о вере во Христа. Чем даль­ше, тем больше вера растет. И апостолы просили Спа­сителя: умножь в нас веру (Лк. 17, 5). И апостол Павел пишет, что правда Божия растет от веры в ве­ру (Рим. 1, 17). Тем более должно Вам желать этого.

Прежде, бывало, нужно понуждать себя к вере. А теперь веруется легко, твердо и спокойно. А иногда бывает такое состояние, что не только нет никакого сомнения в истинах веры, а даже кажется, что не ве­ровать — трудно: однажды пришла такая мысль, что нужно с ума сойти, чтоб искренно «не верить».

Уж не говорю о том, что верующие счастливы. Пом­ните у Грибоедова: «Кто верует, тепло тому на свете!» Это и опыт нам говорит. А один из святых отцов го­ворит: «Кто имеет веру, должен почитать себя не толь­ко блаженным, но и блаженнейшим». Значит, и мы к ним относимся.

Но я на этот раз хочу написать вам: как это про­изошло? Это, нужно думать, сложный и долгий был процесс; и разные причины привели к такой вере. Но из моего личного опыта, мне ныне хотелось бы остано­виться на том, что особенно помогало мне. Не стану говорить, что непостижимость или сверхъестественность давно уже ничуть не мешают моей вере: это — очень понятно! И это тоже помогало, или: устранило с моего пути мнимые препятствия.

Но ныне я хочу указать на силу слова Божия. Прежде, бывало, читаешь его; и холодно. А теперь каж­дое слово точно отворяет дверь из того мира… Ведь слово Божие есть слово Самого Бога к нам. Слово Божие есть Бог, говорит и Златоуст, и отец Иоанн. Конечно, это следует понимать в том смысле, что в основе слова Божия — действует Сам Бог; и именно поэтому оно и может действовать так. Сам Господь от­крывается в Своем слове. Он — сущность его! Поэтому оно и называется «Откровением».

Приведу примеры. Вот я думаю о Святом Прича­щении. Чудо из чудес! Никакому уму непостижимо. Но откроешь Евангелие и читаешь: …Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое; о Чаше гово­рит: …сие есть Кровь Моя Нового Завета… (Мф. 26, 26 — 28). Не символ, не напоминание, а — есть Тело Мое, есть Кровь Моя. Что же тут еще спрашивать? Во Христа верую: и в слова Его верую.

Или: Он велел крестить — во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28, 19). Или еще: …Я знаю От­ца… (Ин. 10, 15). …Я умолю Отца… (Ин. 14, 16). Какое тут может быть сомнение?!

И давно уж я увидел, что для меня слово Божие — сильнее академий, книг и прочего: Бог говорит! Факты и факты везде!

Я знаю и то, что нужна еще и благодать Святого Духа, чтобы разуметь и само Писание; но я сейчас об этом не говорю; я желаю только оттенить силу дейст­вия самого слова Божия.

Я мог бы написать и о значении собственного на­строения, с которым следует подходить к чтению слова Божия. И об этом не буду сейчас писать; скажу лишь кратко: нужна хотя бы обыкновенная простота.

Расскажу лишь два-три случая действия слова Божия.

Известный нам архиепископ Ф. сообщил мне о та­ком событии из его жизни. Приходит к нему товарищ по академии и жалуется, что он потерял веру. Архи­епископ Ф. дал ему совет: читать Евангелие.

— Да я его почти наизусть знаю.

— А вы почитайте его просто.

Товарищ согласился, хотя и без надежды на успех. В то время он занимал довольно высокое уж место; и собирался ехать летом в Финляндию на дачу. К осени он возвращается в Санкт-Петербург и заходит к а. Ф., чтобы поблагодарить его за совет и порадовать своей радостью: вера к нему воротилась. Он читал «просто» Евангелие.

Другой случай был с самим а. Ф. Это было во вре­мя моего студенчества. Наступал день его ангела. Не­которые товарищи собирались поднести ему какую-нибудь книгу. И послали меня спросить: что бы он захотел? Он, не задумываясь, ответил: «Теперь пришло время читать уже Библию».

Дело в том, что и другие подвижники указывают такой порядок чтения: сначала — жития святых; по­том — творения святых отцов; а наконец — и Священ­ное Писание.

Архиепископ Ф.,— кроме школьного изучения Биб­лии в шести классах семинарии, чего нельзя считать «простым чтением», — основательно занимался после разными философскими сочинениями; и на основании их пришел к выводу: философия уничтожила сама себя; потом он принялся за святых отцов и знал их, как, вероятно, никто другой, написав громадные выпис­ки в систематическом предметном порядке: они укре­пили его в вере. И вот теперь он для себя уже считал возможным и полезным читать слово Божие — специ­ально. Жития святых он читал и прежде; и перечиты­вал их во все периоды своего просвещения.

Третий случай сообщу про еврея, профессора уни­верситета, моего личного знакомого. Он принял право­славие. Гостя у него в семье (в Берлине), я спросил его: как это случилось с ним? Он сообщил мне сле­дующее.

Он женился на С-ской гимназистке. Она была пра­вославная. Он — по обычаю интеллигентов — безбож­ник. Но своей жене, а потом и детям, он не препятство­вал «утешаться» верою; так что дети прислуживали и в храме. Так прошло тринадцать лет. И тогда ему за­хотелось «почитать» Евангелие. К его собственному удивлению, оно произвело на него поражающее впечат­ление. Он «увидел» (как ученый: он преподавал фи­лософию), что это написали — «очевидцы, притом доб­росовестные». Значит, это — все было!.. И он крестился. (Может быть, он жив еще и сейчас (в Англии). Подписываю эти слова, после 1923 года, тридцать два года спустя. — М. В.)

Вот и довольно.

Эти мысли пришли мне на Рождество Христово потому, что самый факт воплощения Бога — выше вся­кого ума. Но, несмотря на это, не только можно при­знавать иной мир, а он — несомненен! Это и открыл нам Христос Господь. И читающему «просто» — совер­шенно очевидно, что это откровение — факт, Христос — Сын Божий — факт; мы, верующие, — тоже факт! И потому с верой я еще раз говорю вам: «Христос раждается!» А если Христос был и есть, тогда все вопросы,— не только о спасении нашем, но и о смысле жизни, о бедствиях в мире, о наших скорбях и прочее, — разре­шаются.

И человечество, как Петр, утопавший на озере, схва­тилось за руку Его; и держится вот уже две тысячи лет! Таков — исторический факт[1]
Х[1] Се́ргиев Поса́д — город (с 1782 года) в Московской области России, административный центр Сергиево-Посадского района Московской области, крупнейший населённый пункт муниципального образования «Городское поселение Сергиев Посад», является центром Сергиево-Посадской городской агломерации, имеющей население свыше 220 тысяч человек (2014 год).

Сергиев Посад был назван в честь Преподобного Сергия, основавшего крупнейший в России монастырь. В 1919 г. город был переименован в Сергиев, а в 1930г. — в Загорск, в честь революционера В. М. Загорского. Но в 1991 г. городу было возвращено историческое название.
Читать далее...! 

А миссионеры с того и начинают, что рассказывают прежде всего о евангельских фактах!

«Слава в вышних Богу!»

ВОСПОМИНАНИЯ О ВИФЛЕЕМЕ

Сколько уж раз наблюдал я одно и то же: в празд­ники подается незаслуженная милость Божия… И как бы ни был я настроен ранее, но в самый праздник, по сло­вам преподобного Иоанна Лествичника, подается «осо­бая благодать». Так было и на этот раз. Праздничную вечерню накануне Рождества мы совершали в храме подворья. Народа была горсточка. Но от этого ра­дость не убавилась ничуть… Как только запели стихи­ры на «Господи, воззвах», мне так захотелось петь громко, как всегда в праздники, что я поднял туда же и подпевавших. И, как всегда, слова были живыми… Но теперь уже забыл все подробности… Знаю только, что было праздничное торжество в душе…

К вечеру приехал епископ А. Служили вдвоем. На­род его любит. И нельзя не любить. Душа — правиль­ная, церковная. На другой день он и проповедь гово­рил. Рассказал о собственных впечатлениях Вифлеем­ских (он жил в Палестине): Царь мира родился в худом, да еще и чужом, вертепе. Плакал он и там, плакал и теперь. Плакали и мы. Слава Богу.

А вчера я служил литургию один на подворье… И снова плакал о грехах своих… И пошли мысли такие: хороша радость, но лучше плач… Ведь радость — дело будущего века; а плач — нынешнее занятие… Да это — самое нужное, самое правильное для нас. И самое от­радное даже. 

Да именно для этого Господь и приходил. Спасти люди Своя от грех их, говорится в слове Божием о Нем (Мф. 1, 21). Значит, самое важное — спасаться от грехов: а когда плачешь, то этим смываешь душу свою и просишь Господа тебя очистить… Вот потому и отрадно это покаяние. И нисколько не противоречит оно другой радости — торжеству от праздника… Раз­ные пути действия Духа Божия… И от этого плача стало мирно на душе… Под Рождество — исповедал­ся… Вот и все… Слава Богу Спасителю за все!

ПРЕД ПРАЗДНИКОМ

Вот и еще скоро — Рождество Христово. Напишу не «поучение», а из своего убогого опыта: это живее будет и для Вас. И мне проще: придется рассказать только то, что есть, а не придумывать, что, хоть и хорошо, да не для моей худости, — как для лисицы в басне Крылова: виноград высоко висит!

Первое, что приходится с печалью сказать, это со­знание недостоинства своего… И как это все отражает­ся на душе: вот приближается великий праздник. И нужно бы радоваться. И понимаешь всю силу «неска­занного» события, но действительно происшедшего 1934 года тому назад. И вот радоваться нет сил. И от этого сейчас пишу и плачу «бедными» слезами. Событие так велико, что мне, худому, тяжело даже касаться его: подумаешь о высоте его, и трудно станет на сердце. И потому сразу отодвинешь из памяти и перестанешь (намеренно прекращаешь) о нем размышлять. Может быть, и апостолу Петру после чудесной ловли рыбы тяжело было в лодке с «Иисусом»: выйди от меня, Господи! потому что я — человек грешный (Лк. 5, 8). Вот и мне тяжело: и ухожу сам… И лишь слезами несколько облегчишь душу. Потому и теперь не буду писать о смысле праздника, «потому что я — человек грешный».

А вот Церковь могла и может торжествовать: какая мощь радости у нее в богослужении. Но и в ее песно­пения я не в силах вникать. А так «просто» лишь «слушаю»… Вот Вы счастливы: радуетесь… Помоги Вам Господи и далее наслаждаться благодатною си­лою… Там ищите всего, а не у меня, нищего…

А сердце и очи плачут… Даже и просить ничего не могу… А только плачу, грешный… Знаю, что и писать- то об этом не следовало бы никому… Но уже написа­но… прости меня, милостивый Господи, и за это…

Наверху играют на рояли… Отлично играет кто-то… А я и там слышу тихий плач души человеческой… Бедные мы, бедные!.. По-разному только, а почти все плачут… А в конце мира еще хуже будет.

Замолчала рояль… Начались экзерсисы по гам­мам… И то уже спокойнее стало: без чувств. И пой­мешь: почему люди бросаются куда попало, лишь бы только «за-быть-ся», не быть с собою и чем-нибудь уте­шиться… Да вот тут новая и худшая беда: еще хуже станет тогда… Несчастный мир… И поймешь: как ну­жен Спаситель!

Где же ты, светлая радость?.. О, я много раз знал ее… Тысячи раз… Знаю, что она в Благодати Божией… Знаю это… А вот сейчас не только говорить, но и думать о ней тоже трудно; ибо Благодать — это Бог. А мне о праздничном событии, о Сыне Божием, о Боже­ственном, ныне трудно думать… Но только знаю: там лишь радость — чистая, тихая, действительная, ясная. Но умолчу: негоден я говорить… Скоро начнется ве­черня: поплачу в темноте алтаря, — может быть, легче станет бедной душе моей… А чего, кажется, не хватает: все необходимое есть. А в душе бедно, и плачется… Ловите хоть Вы моменты благодатной радости и без конца благодарите за нее Бога, дающаго всем обильно и не поношающаго (Иак. 1,5).

Может быть, на самый праздник Господь даст бла­годать радости, незаслуженно?.. Не раз наблюдал я это в прошлом: дойдет праздник, и вдруг нахлынет радость, невесть откуда… Может быть, и теперь Бог даст ее ее через три дня… Но сейчас и просить Его мне очень трудно… Ничего не прошу сейчас у Него… Одно толь­ко по силам сказать: «Господи, помилуй меня!.. Поми­луй меня!.. И пожалей меня, не заслуживающего ника­кой жалости»… А пока нет в душе этой радости, то и «богословствовать» решительно невозможно… Истинно сказал Лествичник: «Кающемуся не должно бого­словствовать». А я добавлю: «И не под силу богослов­ствовать». Богослужение могли писать только святые люди… 

…Вот на праздник я написал Вам такое грустное… Святые отцы в скорбях советуют поделиться с братья­ми. Ну, я и поделился. Не прогневайтесь.

А. Вениамин

ПИСЬМО С ДОРОГИ

Христос родился!

(Приветствие у сербов.)

Пишу в ожидании поезда, на вокзале… Пишу лишь об одном: какую благодать даровал мне Господь на Рождество!.. Много… Более, чем я заслужил…

Еще раньше праздника я утешался, слушая, читая и поя стихиры. Иной раз хотелось заплакать от радости при созерцании таинства воплощения Бога. Самые обыкновенные и простые слова трогали сердце.

А литургию служил с сокрушением духа, при созна­нии своего недостоинства. Но сокрушение было не уг­нетающее, а мирное; даже укрепляющее.

Неожиданно для себя я решил говорить слово… И говорил со слезами: все время переживал радость от воплощения Божия.

Я говорил о том, как человечество стало расцветать душевно с воплощения Христова! А до этого оно уми­рало. И расцветало разно: вот — смиренные христиа­не — и подвижники, и миряне; вот — горящие любовью к Богу мученики; вот — чистые святые святители; вот — мирные простые люди; вот — кающиеся грешники; вот — терпящие свои болезни; вот — борющиеся с вра­гами; вот — всегда радующиеся; вот — сладко плачу­щие; вот — ищущие себе скорбей: и такие — на удивле­ние миру — были; вот — юродивые, мудрые «безумцы»; вот — рыбаки апостолы; вот — ученые, гениальные; вот — уходящие в пустыню; вот — рабы Божии в браке и деятели мира; вот — неизвестные людям, скрываю­щие себя, подвижники; вот — чудотворцы, уму непости­жимые; вот — бедняки нищие; вот — князья и цари; вот — разбойники, сделавшиеся потом руководителями других; вот — сенаторы и царедворцы, убежавшие от мира…

Поистине можно сказать с апостолом Павлом: их весь мир не был достоин (Евр. 11, 38). Это все цветы и плоды воплотившегося Господа! И за них одних нуж­но петь, и поется: «Слава в вышних Богу».

К моему утешению, причащался горящий верою по­слушник… Рукополагал я препростого монаха…

Все это так насытило мою душу благодатию Божиею, что я готов был считать как бы уже совершив­шимся для себя. Как премудро Церковь совершает предпразднство! И человек постепенно вкушает духов­ное питие, мало-помалу.

Потом обильный обед: и это не помешало.

От утомления я прилег на кровать, не раздеваясь; и проснулся уже в 11 часов ночи… Прочитал «прави­ла». 12 часов ночи. А в 2 часа нас уже будили… Ут­реня. Литургия до 10 часов утра.

Все хорошо! Вчерашней радости, однако, я не пере­живал; но на душе было мирно. Я ушел в соседний монастырь. Была грязь. Но я чувствовал себя хорошо.

А вечером снова радость: неожиданно из Парижа приехал новый послушник С. 

…Дописываю уже в поезде на ходу.

Епископ Вениамин

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ПИСЬМО

Поздравляю Вас с праздником Рождества Господа нашего Иисуса Христа. И вместо обычного письма опи­шу Вам свои «рождественские впечатления».

Я встречал приближение праздника в «монастыр­ской» обстановке и в «миру». Какая огромная разни­ца: монастырская служба, в частности «предпразднственная», ближайшие дни постепенно вводят в праздничное настроение; а в миру нет таких служб, и потому нет и подготовки.

Как Церковь премудра! Дух Святой дышит в уста­вах ее.

Но все же и в миру многое поднимало настроение: уже одно всеобщее ожидание праздника, пост до «звез­ды», служба накануне Рождества — готовило нас. И уже в этот день Господь дал радости и ощущения рож­дественской благодати.

Вспоминаю слова святого Иоанна Лествичника, что Господь в праздники дает особую благодать верую­щим…

И я просил у Господа: «Господи! даруй мне какой- нибудь особенный дар на Твое Рождение!..»

Под этим я подразумевал какую-либо особую ра­дость, умиление; и вообще — что-либо «чрезвычайно праздничное»…

Но так не случилось: пресыщение на вечернем обе­де; кутья; многословие; шутки; потеря трезвения… И все это оторвало меня от радости. Оторвусь и я от праздника к вопросу об искуплении.

Ведь Рождество есть уже начало искупления. Итак: Спаситель пришел для нас. И этим, включая крест, Он «за нас» сделал величайшее дело. Это — истинно. Мы в это верим и знаем. Но что же? Неужели же это дает мне право «успокоиться»?.. До какой степени это не­сообразно! Больше того: это — почти кощунство, небре­жение к величайшему подвигу Божиего Сына. И я сно­ва понял, что «искупление», совершенное «за нас» Сыном Божиим, обязывает как раз к обратному: к все­целому напряжению своих сил в спасении своем; а оно выражается, говоря словами святого апостола Павла, в распятии плоти со страстъми и похотьми (Гал. 5, 24). Только так воспринимающий искупление — ис­купляется. А иначе, — если то есть он, «успокоившись», небрежет о деле Божиего Сына, — это искупление бу­дет ему в суд и осуждение; ибо, чем больше для него сделано, тем более он должен бы ценить это и отвечать всецелым напряжением. Так искупление не только примиряется с необходимостью и нашего подвига, но даже безусловно одно другое вызывает.

Конечно, первое бесконечно важнее, но и второе необходимо. И это я ощутил еще накануне праздника…

Уже вечер… Нужно читать «правила». Я — верую­щий от всего сердца и разума. Но молюсь я почти всег­да спешно, легкомысленно, поверхностно, внешне (то есть в домашних молитвах). Между тем молитва, как говорят все подвижники, есть показатель внутреннего состояния вообще. А спасение нужно совершать именно внутри, в сердце, в мыслях: там — подлинный корень всего. Поэтому так называемые дела, как внешние факты, малоценны еще, а иногда — и совсем бесценны. И только внутреннее спасение есть истинный ответ на дело Христа Спасителя, на искупление Им нас.

Ссылка же на «дела» — носит характер уже охлажденности сердца, и одностороннего понимания ис­купления, совершенного Господом Иисусом Христом: «за нас» нечто сделано; а нам теперь будто бы «оста­ется» «лишь» некоторые «дела» сделать; и тоже «успо­коиться»…

Между тем, по православному воззрению, никогда не должно «успокаиваться».

Отец М., со свойственной «простым» людям «про­стотой», в которой, однако, скрывается вековая церков­ная мудрость, сказал: «Сектанты в нашем селе все звали меня: переходи к нам, и ты найдешь мир и по­кой! Вот мы успокоились. А ведь этот покой-то, — добавил о. М.,— должен ли он быть? Место ли ему в нас, грешных?»

Нам не только нужна вера, но и подвиги за нее. В частности, покаяние, как постоянное настроение, — нор­мальнее всего; и им отличается православие, что отме­чают и неправославные о нас.

Покаяние, не только как единичный акт после па­дений, а как внутренний непрерывный подвиг всей жизни.

Вот такое настроение есть подлинное восприятие искупления, совершенного за нас: Господь начал, мы должны продолжать, при Его же помощи. Всякий другой ответ — недостоин великой жертвы, принесенной за нас Сыном Божиим…

И понял я, что истинным ответом на воплощение Господа Иисуса Христа должно быть содевание спасе­ния и самим мною, как внутреннего и постоянного де­лания, а это ведет к покаянию. Соединив то и другое, я могу теперь назвать это состояние «покаянным трезвением».

И отсутствие этого «покаянного трезвения» привело и меня, на этот раз, к покаянному настроению. О, бла­женное состояние! Без покаяния — пустота! И я молил Господа, да подаст мне и далее именно «трезвение» в самых помыслах; или: сведение «ума в сердце». И — благодарение Богу! — я уже некоторое время почув­ствовал тоску по этому трезвению; уроки жизни по­буждают меня быть внимательным. Иначе можешь навредить не только себе, но и другим. Но это только начало, зов; да поможет Спаситель установиться в нем!

Я исповедался; и стало легче на душе; а с другой стороны — и углубленнее: надо спасаться по-подлинному, в корне, в уме, в сердцевине… Сокрушение вошло в мою душу…

Молитвы я прочитал с большим сознанием… А о. М. с простотой сказал мне: «Ведь отцы-то главное дело поставляли в молитве; а мы — кое-как».

Пошел служить литургию. И когда там встретили меня «торжественно» и начали «облачать», я стоял, и… слезы текли… И проплакал потом почти всю литургию; а когда начал говорить проповедь, то сказал на тему: «Радуйтесь и… спасайтесь». Первое относилось к час­ти, сделанной Господом (искупление), а второе — к нашему восприятию, или усвоению. И тоже плакал…

Так ответил Господь на мою просьбу о рождествен­ском даре.

Точнее, было два дара. Прощение, помилование — чрез покаяние, исповедь, — как единичная милость; и еще более важное дарование: углубление понимания вообще спасения.

Можно бы так сказать: искупление, совершенное Господом, не только радость дает, которую мы все же­лаем. И даже не столько дает ее, сколько требует дру­гое: подвиг покаяния во спасение; так говорит и апос­тол Павел (2 Кор. 7, 10). А радость — это уже после, Для совершенных и на небе; сначала же — спострадать за нас Пострадавшему. В этом для нас, в данное время, и заключается «радость». Но не ищи ее, а — спасайся! Для этого Христос и воплотился!

«Нас ради и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося…»,—читаем мы в Символе веры.

Но это — подвиг всей жизни, постоянная и нескон­чаемая работа!..

Так кончилась служба. А после нее — «угощение» ктитора, иподьяконов и др. Человек двадцать. Опять суета, суета… Не до «трезвения»… Но я чувствовал: «не то, не то»…

Ныне — ко мне визиты… Разговоры о политике… «Не то!» Вечером позвали «почтить» на концерт с тан­цами… Ушел в начале его: «не то!»

Остается одно для меня спасение: в исповеди. А ис­поведь есть — надежда по преимуществу на подвиг, соделанный Господом.

Таким образом, в корне всего опять-таки лежит не столько «наш» подвиг, сколько Его дело… От нас же требуется по крайней мере вера и — непременнейшим образом хотя бы — смиряние, если уж не смирение.

На этом закончу свое рождественское письмо.

В заключение расскажу о дивном событии. После литургии 23 декабря я забыл в алтаре две просфоры: богородичную и девятичиновную. На другой день нашли их на жертвеннике и с удивлением принесли мне: «Владыка! Смотрите: мыши одну совсем обгрыз­ли, а другую нисколь не тронули; а они стояли рядом». Гляжу — богородичная просфора совершенно целая. Я и дома еще осматривал ее и дивился!.. И сейчас обе просфоры лежат пред иконами у меня. Чудо Божией Матери! Иначе не могу объяснить! Ну хоть бы где- нибудь зубом царапнули!.. А другая чуть не наполови­ну съедена — и вся кругом обгрызена!

Здоровье мое — слава Богу! Плеврит по временам дает знать. 

Это тоже — дар от Господа: нужно, чтобы я более был трезвен, внимателен! Прошу молитв.

НАШЕЛ МАТЬ

В двунадесятые праздники и в престольные дни Господь, Богородица, святые дают особую милость…

И вот что «нечаянно» мне открылось утром… Чи­тал я (до литургии) святоотеческую проповедь на Рож­дество. И встретил чудную мысль у святого Василия Великого: день Рождества Христа Спасителя есть день «рождения человечества»… Ведь духовно, благодатию Святого Духа, мы рождаемся от нового Адама — Хрис­та… Это рождение есть «привитие» нас к живой ло­зе — Господу Иисусу Христу; как Он Сам сказал: «Я — лоза, вы же — ветви» на Ней (Ин. 15, 4 — 5). Следовательно, можно сказать, что мы Ему и «братья» (Евр. 2, 11 — 12), как части на одном корне… Он лишь «Первенец», «потом же мы» (1 Кор. 15, 23). Потому по воскресении сказано Им: …восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему… (Ин. 20, 17) — ясно, что верующие Ему — «братия». И это соединение истеннейшее, подлиннейшее, реальнейшее. Со времени нашего креще­ния — Христос в нас (во Христа обекостеся (Гал. 3, 27) и мы — в Нем… Нераздельно (до Страшного суда).

Теперь дальше.

Божия Матерь родила Его… Она — Ему Матерь. А если мы с Ним едино — по общению, — то ясно, что Она и наша Мать… Только Его Мать — по естеству, наша через Него — но благодати; там по рождению, а здесь по усыновлению.

Часто говорят об «усыновлении» Ей при кресте (Ин. 19, 26 — 27). Есть еще «усыновление» по любви Ее к нам… Но указанное выше усыновление — самое глу­бокое: в Сыне Ее, по нераздельности Его с верующими: Он глава, а мы члены тела Его — Церкви… Такова догматическая основа сыновства нашего…

Она — Мать, наша и моя!

А отсюда проистекает множество утешительнейших выводов…

И, открыв это, я плакал на службе, особенно на акафисте, сладкими слезами.

Точно я «нашел Матерь»… Слава Ей!

Источник: Митрополит Вениамин (Федченков). Размышления о двунадесятых праздниках. Правило веры. Москва 2008