В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4

logo
В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4

Вы веру, верные, проверили,

 Вы правду, правые, исправили, 

Надежду вечной мерой мерили, 

Любовь в горниле горнем плавили.

Вячеслав Иванов

Воздействие идей и личности П. А. Флоренского на внут­ренний мир и творческую жизнь М. В. Юдиной не прекрати­лось и в годы, разделившие их навсегда.

О последней встрече с Павлом Александровичем в Ле­нинграде и горестном прощании с ним в предчувствии близко­го конца мы узнаем из приведенных уже фрагментов ее воспо­минаний.

«В последнюю его, Флоренского, такую «командиров­ку» я провожала его на вокзале. Видимо, его необычайный дух уже нечто предугадывал; будучи вообще молчалив, он на сей раз был как-то по-особому грустно-молчалив, а я-то уж со­всем присмирела… Больше Павла Александровича не прово­жал никто. Каждый из нас думал свою непонятную еще думу. У соседнего вагона стояли и, наблюдая меня, провожающую загадочного пассажира (хотя о. Павел уже несколько лет но­сил штатское платье, облик его сохранял необычность: одежда «путешественника» и глубокая сдержанность, сосредоточен­ность всего поведения в целом) — тоже приумолкнувшие — Александр Васильевич Гаук и Иван Иванович Соллертинский; наконец Иван Иванович не выдержал, подошел к нам и отвесил Флоренскому низкий поклон; видимо, и до его харак­терно-иронического духа дошла чрезвычайная значительность этого скромнейшего пассажира. Павел Александрович взошел на площадку вагона; поезд тронулся; я не видела, кто из моих коллег тоже уехал, кто остался, мне это было безразлично; глядя вслед исчезавшему поезду, я незаметно плакала, не понимая причин безутешной печали; возможно — то было предчувствие катастрофы… О, — «вокзал — несгораемый ящик!»… больше я Павла Александровича и не видела». [1]

В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4



Письмо М. В. Юдиной о. Павлу Флоренскому. Фрагмент 1931

В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4


В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4


Но остались книги, размышления, воспоминания, обще­ние с его семьей. Среди книг — спутников жизни — «Столп и утверждение Истины». Читаемый в разные годы, он хранит ее характерные пометки, записи на полях. Подчеркнутые строки вызывают согласие или невольный протест, как будто проис­ходит диалог двух собеседников.

Восприятие Марии Вениаминовны никогда не было и не могло быть пассивным. Что же вызвало ее ответную реакцию при чтении страниц, насыщенных острейшей диалектикой са­мого процесса мышления?

В Письме восьмом «Геенна» размышление Флоренско­го о конечных судьбах человечества дано в антиномическом столкновении взаимоотрицающих суждений. Флоренский го­ворит о невозможности предвидеть конечный исход, основы­ваясь на суждениях рассудка, ставящего условием нравствен­ную свободу человека. И вот, на полях, против диалектичес­кого антитезиса — «невозможна возможность всеобщего спа­сения» — Мария Вениаминовна протестующе пишет: « НЕТ! » [2]. Она подчеркивает противоположное требование: «Душа тре­бует прощения для всех, душа жаждет все­ленского спасения, душа томится по «мире всего мира»». Трижды ставит она отрицающее «нет» против неприемлемых ее сознанию логических доводов о не­возможности прощения для всех и на странице 211 пишет: «Бес­конечно любимый и чтимый отец Павел, Учитель, Светоч, Му­ченик, — все это лишь «логика». Никто не счастлив, если не­счастен другой» [3]. Но разве в этом споре Pro и Contra могла она быть иной? Душа ее требует всеобщего прощения, и пото­му она так страстно протестует, ибо верит в оправдание стра­даний, в действенность Бесконечной Творческой Любви.

В этом замечании на полях Теодицеи Флоренского отра­жено глубочайшее убеждение Марии Вениаминовны — само­отверженной, активно стремящейся утверждать в жизни доб­ро, отражена ее истинная сущность, страдание и величие ее сердца.

Доброта и любовь к людям были для нее высшим мери­лом человеческих отношений, качеством основным и главным. «Но не только к людям; также и к зверям, лесам, лугам, по­лям, ко всему мирозданию в его красе и величии и в его мель­чайших дивных подробностях» . [4]

Ее высказывания о Чехове, Горьком, Томасе Манне, Шостаковиче исходят из единственного критерия, определя­ющего истинную сущность человеческой личности, — прояв­ление в ней силы добра.

«Алексей Максимович Горький преисполнен был доброты». [5]

О Чехове: «»Все-таки» — Чехов замечательный писа­тель! Сколько любви и всепрощения и кротости в нем». [6]

О Томасе Манне: «У него нет широты сердца оплаки­вать или прощать зло или пламенно вопрошать о нем…» [7]

О Дм. Шостаковиче: «Итак, мы пришли к главному, к любви, к человеческому сердцу… Неся в своем сердце и интел­лекте обобщенный прототип всего человечества и неповтори­мость каждой личности и личности гения — он — пред лицом Вечности». [8]

Еще в юности Мария Вениаминовна записала в дневни­ке: «Безмерное спасибо великому роману [очевидно, Серван­теса. — С. Т.], влившему силы в мое усталое сердце. Нужно быть добрым. Нужно любить всех. Нужно согревать людей, не нужно жалеть себя. Всюду, где можешь, твори благо. Тогда забудешь свои скорби. Охвати всех, «seid umschlungen, Millionen»» [9] (Дневник, 4.II.1918). [10]

Христианство пробудило в Марии Вениаминовне глубо­чайшую человечность, исполнило сердце любовью и жалостью ко всему живому. [11] Мысль Флоренского о религиозном зна­чении «чувства природы», о новом отношении к твари в хрис­тианстве относима к переживаниям Марии Вениаминовны со всей очевидностью. «Только христианство породило невидан­ную ранее влюбленность в тварь и нанесло сердцу рану влюб­ленной жалости о всем сущем». [12]

В приводимом на страницах «Столпа» Гимне любви апо­стола Павла (1 Кор. 13, 4—7) Мария Вениаминовна подчер­кивает созвучные ее внутреннему состоянию проявления люб­ви, возможно, понимаемые как ступени обретаемого в них хри­стианского совершенства:

Любовь долготерпит: Милосердствует любовь,

Не ищет своего, Не прогневляется, Не мыслит зла,

Все покрывает. Всему верует, Всего надеется, Все переносит.

Из некоторых дополнений и разъяснений, приводимых в книге, ее привлекает в особенности раздел XI «Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия» (С. 535-539). [13] Многократное чтение книги Флорен­ского стало для Марии Вениаминовны чтением Книги Жизни, когда на разных этапах жизненного пути открывались ей но­вые грани единой Истины.

В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4


Выписки  М.В. Юдиной из книги о. Павла Флоренского

«Столп и утверждение Истины»

Из многих страниц, отмеченных Марией Вениаминов­ной, обращают внимание мысли, посвященные теме Вечного Покоя, дарования блаженства — бессмертия, по учению Цер­кви. Идея Вечной Памяти как осуществление спасения и дос­тижение Вечного Покоя была особенно близка ей в последние годы жизни — годы тяжелых утрат, неизбывной скорби и жаж­ды утешения, когда бессчетно играла она на похоронах, про­щаясь с отшедшими — родными и близкими. [14]

«И отрет Бог всякую слезу с очей его [15], и смерти не бу­дет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо пре­жнее прошло» (Откр. 21), — отмечает она на полях книги ци­тируемое Флоренским свидетельство Откровения.

Человек и художник слились в ее личности в нераздель­ное целое. И тем притягательнее было для нее чтение Письма десятого, где Флоренский раскрывает церковное понимание идеи Софии — Премудрости Божией. [16]

«София есть Красота», — определяет Флоренский один из аспектов Софии. «В отношении к твари София есть Ангел- Хранитель твари, Идеальная личность мира» (С. 326) и «идеальная личность человека, как Ангел-Хранитель его, т. е. как образ Божий в человеке» (С. 329).

В общении с Флоренским (М. В. Юдина и священник Павел Флоренский). Часть 4


Д.И. Иванов. Портрет о. Павла Флоренского

Рисунок. Соловки. 1935    

Она глубоко воспринимает почитание Богоматери как «Носительницы Софии» (С. 356). «В Богородице сочетается сила Софийная, т. е. ангельская, и человеческое смирение — «Божие к смертным благоволение» и «смертных к Богу дерз­новение»» (С. 358), — пишет Флоренский. В иконографии Бо­гоматери и названиях ее икон находит выражение идея связи двух миров — горнего и дольнего — через «Носительницу Со­фии», именуемую Одигитрией (Путеводительницей). Позна­вая этот аспект Софии, Мария Вениаминовна особо выделяет именования Божией Матери как Источника Чистоты и Цело­мудрия. «Она — Неопалимая Купина, объятая пламенем Духа Святого, живое предварительное явление Духа на землю, тип пневматофании» (С. 355).

Мария Вениаминовна подчеркивает и обобщающие те­зисы заключительного раздела, значительные приведением к единству трех главных аспектов Софии и указанием на «трой­ственную жизнь веры, надежды и любви» как откровение Со­фии в подвиге самопреодоления (С. 391).

Выделены ею также разделы, раскрывающие космичес­кую символику иконы Благовещения и символику голубого и синего цвета, рассматриваемых применительно к учению о Софии.

Приведенные фрагменты приоткрывают ее внутренний мир, свидетельствуют о духовном опыте, приобретаемом при чтении Теодицеи, о претворении в жизненном и творческом подвиге идей Флоренского, одухотворенных благодатью его священства.

Когда в 1967 году в «Ученых записках» Тартуского уни­верситета появилась статья П., А. Флоренского «Обратная перспектива», М. В. Юдина нашла в ней «глубочайшие, вер­нейшие мысли, ценные для всякого созерцающего музыкан­та». [17]

Запись ее беседы о музыкальном исполнительстве со­держит принципиальные творческие положения, воспринятые от П. А. Флоренского, В. А. Фаворского и Б. Л. Яворского. Несомненно воздействие их на сложный интеллектуальный мир М. В. Юдиной. Но это влияние создавало единый сплав убеж­дений, в котором явственно просвечивает индивидуальность М. В. Юдиной.

В единстве с воззрениями своих «учителей» Мария Ве­ниаминовна формулирует исполнительские принципы, харак­теризующие ее исполнительский стиль, — «отказ от иллюзор­ного правдоподобия», глубочайшее проникновение в область музыкально-образной символики. «Исполнитель, творец, ис­пользует одну из возможных линий «вчувствования», со­ответствующих его истолкованию жизненных явлений и собы­тий. Замечательно показал это на материале древней живопи­си <…> Павел Александрович Флоренский, выдающийся, разносторонний ученый <…> Флоренский говорит о том, что «правильные» творческие создания кажутся холодными, без­жизненными и меньше всего связанными с реальностью. «Пра­вильность» вовсе не обеспечивает жизненности творения, а часто и противоречит ей. Мнимая субъективность мышления утверждает множественность действительности, в то время как стремление к единственно возможной «правильной» трактовке сугубо мертвенно, метафизично». [18]

Влияние П. А. Флоренского на духовный мир столь одер­жимого в своем искусстве художника проявилось в исполни­тельском стиле М. В. Юдиной, в обобщенно-символических концепциях ее исполнительской интерпретации, в тяготении к произведениям монументально-философского плана (Бах, по­здний Бетховен), в отказе от внешней «красивости», от нату­ралистического воспроизведения эмоций, в создании образов-символов (а не натуралистических подобий), поднимающихся над обыденной действительностью.

В ее исполнительском искусстве различимы особенности звуковой архитектоники, сопоставимые с воздействием при­емов обратной перспективы: необычайная выпуклость, много­мерность, многоплановость звуковых образов, сосуществование и сопоставление контрастных звуковых планов, подобно органной регистровке, но еще более выявленное, многомерность и символичность ее звукопространственных построений, под­линная монументальность в исполнении баховской полифо­нии — все это указывает на художественные особенности, род­ственные средневековому изобразительному искусству.

Богатство ассоциаций, почерпаемых в поэзии, живопи­си, архитектуре, историческом прошлом, в античности и со­временности, в искусстве всех эпох, стремление к духовному синтезу, преображающему обыденное, роднит ее исполнитель­ское творчество с эстетическими воззрениями Флоренского.

В полном соответствии с идеями Флоренского Мария Вениаминовна говорит о задаче художника — «разъединяю­щему духу анализа противопоставлять дух синтеза, распаду искусства на элементы — целостность». [19]

Исполнительское творчество Марии Вениаминовны Юдиной, при огромной концентрации мысли и чувства, широ­те поэтических и жизненных сопоставлений, убеждает един­ством «поэзии и правды». Оно исполнено этической мощи и подлинного величия. Сопричастность духовному миру Фло­ренского была одним из источников ее творческого вдохнове­ния.



ПРИМЕЧАНИЕ



[1] Данный фрагмент не вошел в текст первой публикации ее воспоми­наний «Создание сборника песен Шуберта» в книге «Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы» приводится по авторизованному машинописному тексту. [Опубликовано: Юдина М. В. Создание сборника пе­сен Шуберта / / Мария Вениаминовна Юдина. Лучи Божественной Любви. М.; СПб., 1999. С. 150. — Примеч. сост.]

[2] Заметки на полях, судя по почерку, сделаны в последние годы жиз­ни М. В. Юдиной.

[3] Страстно высказанная реплика напоминает страдальческую мысль Ф. М. Достоевского о невозможности счастья, построенного на слезинке не­винного ребенка, на «неоправданной крови» замученного младенца («Братья Карамазовы», книга пятая).

[4] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 227.

[5] Там же.

[6] Надпись на открытке с портретом А. П. Чехова, 1956 год.

[7] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 305.

[8] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 257.

[9] «Обнимитесь, миллионы» — Шиллер «Ода к Радости» (финал 9-й симфонии Бетховена).

[10] Опубликовано: Юдина М. В. Невельский дневник. 1916-1918 // Юдина М. В. Лучи Божественной Любви- М.; СПб., 1999. С. 81. (Примеч. сост.)

[11] Иной мировоззренческий смысл, вкладываемый в понятие гуманиз­ма, справедливо отмечает она в статье о Д. Д. Шостаковиче, указывая, вслед за Флоренским, на его «возрожденческое» происхождение. См. в кн.: Мария Ве­ниаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М., 1978. С. 257.

[12] Флоренский П. А. Дух и плоть // Журнал Московской Патриар­хии. 1969. № 4. С. 75.

[13] Здесь и далее страницы, указанные в скобках после цитат, приво­дятся по книге: Флоренский П. А., свящ. Столп и утверждение Истины. М., (Примеч. сост.).

[14] «Я всегда пыталась все строить на Вечной Памяти», — писала она в 1969 году о. Леониду (Гайдукову), настоятелю храма Святителя Николая в Хамовниках.

[15] Так в тексте книги «Столп и утверждение Истины» (М., 1914. С. 190). (Примеч. сост.)

[16] Сохранилась рукопись — начальные страницы переписанных в 1968 году фрагментов книги Флоренского «Столп и утверждение Истины, письмо десятое: София» с примечаниями и биографической заметкой М. В. Юдиной (данные, сообщаемые в ней, не вполне точные). Привожу заключительные строки этой рукописи: «15 декабря сего года исполнилось 25 лет кончины Праведника, Мученика и Гения. 15.12.1943 (переписчик имела счастье его хорошо знать, иг­рать ему, беседовать с ним, получать даже иногда строки, вписанные в письмах семье…). Теперь появится в Философской энциклопедии статья о нем. Непости­жимо».

[17] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 303.

[18]Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 302-303.

[19] Опубликовано: Юдина М. В. Мысли о музыкальном исполнитель­стве // Юдина М. В. Лучи Божественной Любви. М.; СПб., 1999. С. 299. (Примеч. сост.)

Источник: Свято-Троицкая Сергиева Лавра



Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Контекстная справка

[1]Флоренский Павел Александрович
Содержание Краткая биография Павел Флоренский в Сергиевом Посаде Упоминания в новостях   Краткая биография Флоренский Павел Александрович (родился 9(21) января 1882 года; умер в 1937... подробнее...