Вы веру, верные, проверили,
Вы правду, правые, исправили,
Надежду вечной мерой мерили,
Любовь в горниле горнем плавили.
Вячеслав Иванов
Воздействие идей и личности П. А. Флоренского на внутренний мир и творческую жизнь М. В. Юдиной не прекратилось и в годы, разделившие их навсегда.
О последней встрече с Павлом Александровичем в Ленинграде и горестном прощании с ним в предчувствии близкого конца мы узнаем из приведенных уже фрагментов ее воспоминаний.
«В последнюю его, Флоренского, такую «командировку» я провожала его на вокзале. Видимо, его необычайный дух уже нечто предугадывал; будучи вообще молчалив, он на сей раз был как-то по-особому грустно-молчалив, а я-то уж совсем присмирела… Больше Павла Александровича не провожал никто. Каждый из нас думал свою непонятную еще думу. У соседнего вагона стояли и, наблюдая меня, провожающую загадочного пассажира (хотя о. Павел уже несколько лет носил штатское платье, облик его сохранял необычность: одежда «путешественника» и глубокая сдержанность, сосредоточенность всего поведения в целом) — тоже приумолкнувшие — Александр Васильевич Гаук и Иван Иванович Соллертинский; наконец Иван Иванович не выдержал, подошел к нам и отвесил Флоренскому низкий поклон; видимо, и до его характерно-иронического духа дошла чрезвычайная значительность этого скромнейшего пассажира. Павел Александрович взошел на площадку вагона; поезд тронулся; я не видела, кто из моих коллег тоже уехал, кто остался, мне это было безразлично; глядя вслед исчезавшему поезду, я незаметно плакала, не понимая причин безутешной печали; возможно — то было предчувствие катастрофы… О, — «вокзал — несгораемый ящик!»… больше я Павла Александровича и не видела». [1]
Письмо М. В. Юдиной о. Павлу Флоренскому. Фрагмент 1931
Но остались книги, размышления, воспоминания, общение с его семьей. Среди книг — спутников жизни — «Столп и утверждение Истины». Читаемый в разные годы, он хранит ее характерные пометки, записи на полях. Подчеркнутые строки вызывают согласие или невольный протест, как будто происходит диалог двух собеседников.
Восприятие Марии Вениаминовны никогда не было и не могло быть пассивным. Что же вызвало ее ответную реакцию при чтении страниц, насыщенных острейшей диалектикой самого процесса мышления?
В Письме восьмом «Геенна» размышление Флоренского о конечных судьбах человечества дано в антиномическом столкновении взаимоотрицающих суждений. Флоренский говорит о невозможности предвидеть конечный исход, основываясь на суждениях рассудка, ставящего условием нравственную свободу человека. И вот, на полях, против диалектического антитезиса — «невозможна возможность всеобщего спасения» — Мария Вениаминовна протестующе пишет: « НЕТ! » [2]. Она подчеркивает противоположное требование: «Душа требует прощения для всех, душа жаждет вселенского спасения, душа томится по «мире всего мира»». Трижды ставит она отрицающее «нет» против неприемлемых ее сознанию логических доводов о невозможности прощения для всех и на странице 211 пишет: «Бесконечно любимый и чтимый отец Павел, Учитель, Светоч, Мученик, — все это лишь «логика». Никто не счастлив, если несчастен другой» [3]. Но разве в этом споре Pro и Contra могла она быть иной? Душа ее требует всеобщего прощения, и потому она так страстно протестует, ибо верит в оправдание страданий, в действенность Бесконечной Творческой Любви.
В этом замечании на полях Теодицеи Флоренского отражено глубочайшее убеждение Марии Вениаминовны — самоотверженной, активно стремящейся утверждать в жизни добро, отражена ее истинная сущность, страдание и величие ее сердца.
Доброта и любовь к людям были для нее высшим мерилом человеческих отношений, качеством основным и главным. «Но не только к людям; также и к зверям, лесам, лугам, полям, ко всему мирозданию в его красе и величии и в его мельчайших дивных подробностях» . [4]
Ее высказывания о Чехове, Горьком, Томасе Манне, Шостаковиче исходят из единственного критерия, определяющего истинную сущность человеческой личности, — проявление в ней силы добра.
«Алексей Максимович Горький преисполнен был доброты». [5]
О Чехове: «»Все-таки» — Чехов замечательный писатель! Сколько любви и всепрощения и кротости в нем». [6]
О Томасе Манне: «У него нет широты сердца оплакивать или прощать зло или пламенно вопрошать о нем…» [7]
О Дм. Шостаковиче: «Итак, мы пришли к главному, к любви, к человеческому сердцу… Неся в своем сердце и интеллекте обобщенный прототип всего человечества и неповторимость каждой личности и личности гения — он — пред лицом Вечности». [8]
Еще в юности Мария Вениаминовна записала в дневнике: «Безмерное спасибо великому роману [очевидно, Сервантеса. — С. Т.], влившему силы в мое усталое сердце. Нужно быть добрым. Нужно любить всех. Нужно согревать людей, не нужно жалеть себя. Всюду, где можешь, твори благо. Тогда забудешь свои скорби. Охвати всех, «seid umschlungen, Millionen»» [9] (Дневник, 4.II.1918). [10]
Христианство пробудило в Марии Вениаминовне глубочайшую человечность, исполнило сердце любовью и жалостью ко всему живому. [11] Мысль Флоренского о религиозном значении «чувства природы», о новом отношении к твари в христианстве относима к переживаниям Марии Вениаминовны со всей очевидностью. «Только христианство породило невиданную ранее влюбленность в тварь и нанесло сердцу рану влюбленной жалости о всем сущем». [12]
В приводимом на страницах «Столпа» Гимне любви апостола Павла (1 Кор. 13, 4—7) Мария Вениаминовна подчеркивает созвучные ее внутреннему состоянию проявления любви, возможно, понимаемые как ступени обретаемого в них христианского совершенства:
Любовь долготерпит: Милосердствует любовь,
Не ищет своего, Не прогневляется, Не мыслит зла,
Все покрывает. Всему верует, Всего надеется, Все переносит.
Из некоторых дополнений и разъяснений, приводимых в книге, ее привлекает в особенности раздел XI «Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия» (С. 535-539). [13] Многократное чтение книги Флоренского стало для Марии Вениаминовны чтением Книги Жизни, когда на разных этапах жизненного пути открывались ей новые грани единой Истины.
Выписки М.В. Юдиной из книги о. Павла Флоренского
«Столп и утверждение Истины»
Из многих страниц, отмеченных Марией Вениаминовной, обращают внимание мысли, посвященные теме Вечного Покоя, дарования блаженства — бессмертия, по учению Церкви. Идея Вечной Памяти как осуществление спасения и достижение Вечного Покоя была особенно близка ей в последние годы жизни — годы тяжелых утрат, неизбывной скорби и жажды утешения, когда бессчетно играла она на похоронах, прощаясь с отшедшими — родными и близкими. [14]
«И отрет Бог всякую слезу с очей его [15], и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр. 21), — отмечает она на полях книги цитируемое Флоренским свидетельство Откровения.
Человек и художник слились в ее личности в нераздельное целое. И тем притягательнее было для нее чтение Письма десятого, где Флоренский раскрывает церковное понимание идеи Софии — Премудрости Божией. [16]
«София есть Красота», — определяет Флоренский один из аспектов Софии. «В отношении к твари София есть Ангел- Хранитель твари, Идеальная личность мира» (С. 326) и «идеальная личность человека, как Ангел-Хранитель его, т. е. как образ Божий в человеке» (С. 329).
Д.И. Иванов. Портрет о. Павла Флоренского
Рисунок. Соловки. 1935
Она глубоко воспринимает почитание Богоматери как «Носительницы Софии» (С. 356). «В Богородице сочетается сила Софийная, т. е. ангельская, и человеческое смирение — «Божие к смертным благоволение» и «смертных к Богу дерзновение»» (С. 358), — пишет Флоренский. В иконографии Богоматери и названиях ее икон находит выражение идея связи двух миров — горнего и дольнего — через «Носительницу Софии», именуемую Одигитрией (Путеводительницей). Познавая этот аспект Софии, Мария Вениаминовна особо выделяет именования Божией Матери как Источника Чистоты и Целомудрия. «Она — Неопалимая Купина, объятая пламенем Духа Святого, живое предварительное явление Духа на землю, тип пневматофании» (С. 355).
Мария Вениаминовна подчеркивает и обобщающие тезисы заключительного раздела, значительные приведением к единству трех главных аспектов Софии и указанием на «тройственную жизнь веры, надежды и любви» как откровение Софии в подвиге самопреодоления (С. 391).
Выделены ею также разделы, раскрывающие космическую символику иконы Благовещения и символику голубого и синего цвета, рассматриваемых применительно к учению о Софии.
Приведенные фрагменты приоткрывают ее внутренний мир, свидетельствуют о духовном опыте, приобретаемом при чтении Теодицеи, о претворении в жизненном и творческом подвиге идей Флоренского, одухотворенных благодатью его священства.
Когда в 1967 году в «Ученых записках» Тартуского университета появилась статья П., А. Флоренского «Обратная перспектива», М. В. Юдина нашла в ней «глубочайшие, вернейшие мысли, ценные для всякого созерцающего музыканта». [17]
Запись ее беседы о музыкальном исполнительстве содержит принципиальные творческие положения, воспринятые от П. А. Флоренского, В. А. Фаворского и Б. Л. Яворского. Несомненно воздействие их на сложный интеллектуальный мир М. В. Юдиной. Но это влияние создавало единый сплав убеждений, в котором явственно просвечивает индивидуальность М. В. Юдиной.
В единстве с воззрениями своих «учителей» Мария Вениаминовна формулирует исполнительские принципы, характеризующие ее исполнительский стиль, — «отказ от иллюзорного правдоподобия», глубочайшее проникновение в область музыкально-образной символики. «Исполнитель, творец, использует одну из возможных линий «вчувствования», соответствующих его истолкованию жизненных явлений и событий. Замечательно показал это на материале древней живописи <…> Павел Александрович Флоренский, выдающийся, разносторонний ученый <…> Флоренский говорит о том, что «правильные» творческие создания кажутся холодными, безжизненными и меньше всего связанными с реальностью. «Правильность» вовсе не обеспечивает жизненности творения, а часто и противоречит ей. Мнимая субъективность мышления утверждает множественность действительности, в то время как стремление к единственно возможной «правильной» трактовке сугубо мертвенно, метафизично». [18]
Влияние П. А. Флоренского на духовный мир столь одержимого в своем искусстве художника проявилось в исполнительском стиле М. В. Юдиной, в обобщенно-символических концепциях ее исполнительской интерпретации, в тяготении к произведениям монументально-философского плана (Бах, поздний Бетховен), в отказе от внешней «красивости», от натуралистического воспроизведения эмоций, в создании образов-символов (а не натуралистических подобий), поднимающихся над обыденной действительностью.
В ее исполнительском искусстве различимы особенности звуковой архитектоники, сопоставимые с воздействием приемов обратной перспективы: необычайная выпуклость, многомерность, многоплановость звуковых образов, сосуществование и сопоставление контрастных звуковых планов, подобно органной регистровке, но еще более выявленное, многомерность и символичность ее звукопространственных построений, подлинная монументальность в исполнении баховской полифонии — все это указывает на художественные особенности, родственные средневековому изобразительному искусству.
Богатство ассоциаций, почерпаемых в поэзии, живописи, архитектуре, историческом прошлом, в античности и современности, в искусстве всех эпох, стремление к духовному синтезу, преображающему обыденное, роднит ее исполнительское творчество с эстетическими воззрениями Флоренского.
В полном соответствии с идеями Флоренского Мария Вениаминовна говорит о задаче художника — «разъединяющему духу анализа противопоставлять дух синтеза, распаду искусства на элементы — целостность». [19]
Исполнительское творчество Марии Вениаминовны Юдиной, при огромной концентрации мысли и чувства, широте поэтических и жизненных сопоставлений, убеждает единством «поэзии и правды». Оно исполнено этической мощи и подлинного величия. Сопричастность духовному миру Флоренского была одним из источников ее творческого вдохновения.
ПРИМЕЧАНИЕ
[1] Данный фрагмент не вошел в текст первой публикации ее воспоминаний «Создание сборника песен Шуберта» в книге «Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы» приводится по авторизованному машинописному тексту. [Опубликовано: Юдина М. В. Создание сборника песен Шуберта / / Мария Вениаминовна Юдина. Лучи Божественной Любви. М.; СПб., 1999. С. 150. — Примеч. сост.]
[2] Заметки на полях, судя по почерку, сделаны в последние годы жизни М. В. Юдиной.
[3] Страстно высказанная реплика напоминает страдальческую мысль Ф. М. Достоевского о невозможности счастья, построенного на слезинке невинного ребенка, на «неоправданной крови» замученного младенца («Братья Карамазовы», книга пятая).
[4] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 227.
[5] Там же.
[6] Надпись на открытке с портретом А. П. Чехова, 1956 год.
[7] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 305.
[8] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 257.
[9] «Обнимитесь, миллионы» — Шиллер «Ода к Радости» (финал 9-й симфонии Бетховена).
[10] Опубликовано: Юдина М. В. Невельский дневник. 1916-1918 // Юдина М. В. Лучи Божественной Любви- М.; СПб., 1999. С. 81. (Примеч. сост.)
[11] Иной мировоззренческий смысл, вкладываемый в понятие гуманизма, справедливо отмечает она в статье о Д. Д. Шостаковиче, указывая, вслед за Флоренским, на его «возрожденческое» происхождение. См. в кн.: Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М., 1978. С. 257.
[12] Флоренский П. А. Дух и плоть // Журнал Московской Патриархии. 1969. № 4. С. 75.
[13] Здесь и далее страницы, указанные в скобках после цитат, приводятся по книге: Флоренский П. А., свящ. Столп и утверждение Истины. М., (Примеч. сост.).
[14] «Я всегда пыталась все строить на Вечной Памяти», — писала она в 1969 году о. Леониду (Гайдукову), настоятелю храма Святителя Николая в Хамовниках.
[15] Так в тексте книги «Столп и утверждение Истины» (М., 1914. С. 190). (Примеч. сост.)
[16] Сохранилась рукопись — начальные страницы переписанных в 1968 году фрагментов книги Флоренского «Столп и утверждение Истины, письмо десятое: София» с примечаниями и биографической заметкой М. В. Юдиной (данные, сообщаемые в ней, не вполне точные). Привожу заключительные строки этой рукописи: «15 декабря сего года исполнилось 25 лет кончины Праведника, Мученика и Гения. 15.12.1943 (переписчик имела счастье его хорошо знать, играть ему, беседовать с ним, получать даже иногда строки, вписанные в письмах семье…). Теперь появится в Философской энциклопедии статья о нем. Непостижимо».
[17] Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 303.
[18]Мария Вениаминовна Юдина. Статьи. Воспоминания. Материалы. М„ 1978. С. 302-303.
[19] Опубликовано: Юдина М. В. Мысли о музыкальном исполнительстве // Юдина М. В. Лучи Божественной Любви. М.; СПб., 1999. С. 299. (Примеч. сост.)
Источник: Свято-Троицкая Сергиева Лавра
[1] — Флоренский Павел Александрович
Содержание
Краткая биография
Павел Флоренский в Сергиевом Посаде
Упоминания в новостях
Краткая биография
Флоренский Павел Александрович (родился 9(21) января 1882 года; умер в 1937... подробнее...
Евгений Николаевич Сумароков (1884—?). О жизни и трудах этого ныне забытого церковного историка и писателя
Троицкие листки № 789. О том, как жили наши предки в старину
Прославление святителя Иннокентия, митрополита Московского
Состоялась встреча архимандрита Лаврентия с волонтерами
Волонтеры помогают нуждающимся