Беседы на евангелие от Марка. (Мк. 2, 1-12)

logo
Беседы на евангелие от Марка. (Мк. 2, 1-12)

Когда Иисус пришел в Капернаум, вокруг Него собралась большая толпа. Народ теснился к Нему, чтобы посмотреть на вновь явившегося Великого Пророка, о котором так много говорили, чтобы послушать Его учение, чтобы получить от Него исцеление. В короткое время маленький восточный до­мик, в котором остановился Господь, оказался заполненным тесной толпой, так что в нем уже не было места. В это время четыре человека принесли расслабленного, чтобы просить Господа Иисуса о его исцелении. Однако войти в дом, да еще с такой ношей, оказалось физически невозможным, так как в дверях давка была особенно сильна. Тогда по наружной лест­нице они взобрались на плоскую крышу дома, прокопали глиняную кровлю, разобрали потолок и на веревках спустили расслабленного к ногам Иисуса.

Ясно, что эти люди любили больного. Они страстно жела­ли для него исцеления и верили, что единственная для этого возможность — прикосновение или слово Господа Иисуса Христа. Во что бы то ни стало надо было положить расслаб­ленного пред Ним.

Толпа им мешает — препятствие почти неодолимое. Но они решились, и они добьются того, что им надо. Нельзя че­рез двери — можно через окно. Нельзя через окно — можно проломать крышу! Но так или иначе — взор Великого Проро­ка упадет на их больного друга!

Какая настойчивость! Какая непреклонная энергия! У этих людей был характер и воля; и мы видим, что эта на­стойчивость вознаграждена. Расслабленный был исцелен. Они достигли своей цели.

Какой урок для нас! И как метко попадает он в самое больное место русской души! У нас много хороших, искрен­них, горячих порывов, но… «суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано». Редко они доводятся до конца и в области устройства нашей внешней и общественной жизни, а еще реже в области личного воспитания и спасения души.

Мы часто заканчиваем борьбу на половине, потому что путь ко Христу оказывается трудным и загроможденным. Бесчисленные заставы, груды камней, крутые подъемы, не­проходимые чащобы… Некоторые пытаются бороться, но трудности, соблазны всюду, на каждом шагу. Энергия падает, и страшная, предательская мысль вдруг является откуда-то и покоряет сознание: «Спасение для нас невозможно… Мы по­гибли!» И почти равнодушно люди возвращаются назад, отка­зываясь от дальнейшей борьбы.

Но послушайте, вы, унывающие, потерявшие надежду: все ли средства вы использовали? Все ли силы истратили? Вы не можете протиснуться в дверь — можно разобрать кры­шу. Можно проломить стену… Смотрите: она уже шатается! Еще одно усилие — и она падает! И вы хотите уйти? Стой­те… Все напрасно. Вялая, невоспитанная воля отказывается от дальнейших напряжений.

Вам знакома эта картина? Не правда ли, эта дряблость воли, это отсутствие закала и железа в характере — специ­фическая болезнь русской души? Сколько у нас измен, преда­тельств, отпадений, и ведь не в силу активно злой воли, а в силу трусости, слабости, рыхлости. На воспитание воли мы не обращаем никакого внимания. Заботы родителей о детях ограничиваются внешним уходом, а болезни души остаются без внимания, и наука жизни, которую мы впитываем* с дет­ства, ничего не говорит нам о самостоятельности и силе убеждений и учит только приспособляться и подчиняться об­стоятельствам.

А между тем, в христианской духовной жизни более чем где-либо необходимы настойчивость и упорное стремление к одной цели. Настойчивость кропотливая, ежедневная здесь гораздо важнее, чем большое, единичное усилие воли или ге­ройский подвиг. Это правило одинаково применимо как к личной жизни, так и к общественной. Блестящий, увлека­ющийся энтузиаст, скоро остывающий, принесет в христианс­ком обществе меньше пользы, чем скромный труженик, неза­метно, но настойчиво делающий свое дело.

Почему? Потому что христианская духовная жизнь рас­тет постепенно, органически развиваясь вместе с ростом души, и потому требует постоянных, непрерывных, длитель­ных усилий воли. Усилия чрезмерные могут вызвать только напряженный искусственный ее рост, или, как говорят ме­дики, гипертрофию, но это если и не погубит совершенно молодых зародышей ее (что нередко бывает), то, во всяком случае, отзовется очень вредными последствиями. Вот почему чрезмерные подвиги, за которые берутся часто сгоряча начинающие иноки, обыкновенно запрещаются опытными старцами.

Покойный батюшка отец Анатолий, Оптинский старец, бывший келейник известного отца Амвросия, говорил, быва­ло: «Большую охапку набрать немудрено, а донесешь ли? Путь дальний: до конца жизни нести… Как раз всю растеря­ешь. А ты по силе… по силе!..»

Я помню из времен далекого детства: на окне у нас стоял цветочный горшок, и в нем пышный душистый жасмин. Ког­да на нем появлялись первые бутоны, у нас часто не хватало терпения дождаться, когда они развернутся белыми, благо­ухающими цветами; и в нетерпении мы часто расковырива­ли бутон, освобождая нежные лепестки от зеленой покрыш­ки, цветок развертывался, к нашему восторгу, нежный, аро­матный, но увы!.. ненадолго. Обыкновенно к вечеру того же дня он съеживался, блек и погибал, и уже ничто не могло оживить его.

Так и в духовной жизни: искусственно форсировать ее — значит губить. На пятый этаж сразу не вскочишь: надор­вешься! Надо идти по лестницам, ступенька за ступенькой, через все этажи, начиная с первого. Духовная жизнь, как цветок, требует постоянного внимания и длительного ухода; нужны настойчивость и непрерывная работа над собой.

Но как развить в себе настойчивость, если ее нет?

Если мы будем изучать жизнь святых подвижников, то найдем три условия, от которых зависела главным образом непрерывность и настойчивость их духовного делания.

Во-первых, единство цели. Вся жизнь их была проникну­та одной целью — стремлением к Богу и к спасению души.

Во-вторых, полное отречение от себя и отдача своей жиз­ни в волю Божию.

В-третьих, рождающееся из этих двух условий — громад­ное терпение.

Единство цели есть результат единства центра жизни. Когда человек весь проникнут любовью к Богу, когда каж­дая мелочь его жизни связана с мыслью о Боге, когда около себя он постоянно чувствует присутствие Бога, невидимо вез­десущего, тогда, естественно, Бог является центром всех его устремлений, и каждый поступок определяется желанием угодить Богу и боязнью нарушить Его заповеди. В совершен­ном, вполне законченном виде это единство центра и цели мы находим, конечно, в Господе Иисусе Христе, этом выс­шем идеале нравственного характера. Вся Его жизнь и дея­тельность проникнуты мыслью о Боге Отце и единственною целью — спасти погибающего человека. Где бы Он ни пропо­ведовал, что бы Он ни говорил, основной темой у Него все­гда является Бог и спасение человечества.

Во всем Евангелии нельзя указать ни одного факта, где проявилась бы Его забота о Себе или стремление к каким-нибудь земным, временным целям. Все для Него заслонялось мыслью о Боге. Не можете служить Богу и маммоне, — говорил Он, и Сам первый воплощал в Своей жизни эту цельность служения Богу.

Пока человек служит двум господам — Богу и маммоне, то есть к служению Богу примешивает и стремления к зем­ным целям, служение земным кумирам, до тех пор в нем не может быть настойчивости, ибо эти служения несовместимы, взаимно противоречат одно другому, и человек принужден чередовать их в своей жизни, сменяя Бога маммоной и об­ратно, а это делает общую линию его поведения неустойчи­вой и колеблющейся.

Только когда в его душе образуется единый центр и еди­ная цель — только тогда направление его деятельности ста­новится постоянным и только тогда он может достигнуть ве­ликих успехов.

Это — закон воли не только в области религиозной жиз­ни, но и во всякой другой. Все великие достижения челове­ческого ума и творчества были получены таким образом.

Когда Ньютона, гениальнейшего из астрономов мира всех времен и народов, открывшего закон тяготения и объяснив­шего систему равновесия небесных тел, спросили, каким об­разом он дошел до этого открытия, он ответил: «Непрестан­но об этом думал!» Это значило, что тайна движения планет и звезд была для него единственным вопросом, неотступно занимавшим его мысль долгое время, своего рода единым центром сознания.

В Румянцевском музее есть прекрасная картина худож­ника Александра Иванова «Явление Христа народу». Когда смотришь на нее, кажется, что она вся целиком написана сразу, в одном великом порыве вдохновения: так непринуж­денны позы фигур, так естественна компановка и так цельно впечатление переданной художником общей идеи — порыв внимания многочисленной толпы, устремленной на Господа Иисуса Христа. Но пройдите в соседнюю комнату и вы уви­дите там массу подготовительных этюдов. Каждая фигура рисовалась предварительно отдельно, часто в нескольких на­бросках разных поз, из которых уже затем для картины вы­биралась та, которая наиболее удовлетворяла художника.

Вам становится ясно, как долго и кропотливо работал ху­дожник над своим творением, как тщательно обдумывал он каждую подробность и как долго эта картина занимала все его внимание, служа главным центром его творческого вооб­ражения. В итоге этой настойчивой, длительной работы по­лучилось действительно прекрасное произведение.

В период классической древности в Греции жил гражда­нин Афинской республики Демосфен. При республиканском строе, когда все вопросы политической и общественной жиз­ни обсуждаются открыто с народной трибуны перед громад­ной аудиторией, особенное значение приобретают хорошие ораторы, благодаря громадному влиянию их речей на массу. В Афинской республике это влияние было особенно сильно, так как афиняне были очень чутки ко всему прекрасному, в том числе и к красивому слову. Поэтому хорошие ораторы пользовались у них большим почетом и славой. Эта почетная карьера соблазнила Демосфена. Он решил сделаться знаме­нитым оратором. Но первое его выступление перед народом было неудачно: его освистали. Причина заключалась в том, что, несмотря на весь свой ум, большой ораторский талант и умение красиво излагать свои мысли, он совершенно не об­ладал внешними данными для того, чтобы производить нуж­ное впечатление на толпу. Небольшого роста, довольно не­взрачного вида, с картавым произношением, слабым голосом и коротким дыханием, не позволявшим плавной речи и длинных закругленных периодов, он не мог рассчитывать на эффект. В довершение всего у него была нервная привычка подергивать одним плечом, что делало его смешным в глазах афинян, привыкших к красивым, выработанным жестам знаме­нитых ораторов. Неудача, однако, не обескуражила Демосфена.

Он понял свои недостатки и решил их побороть.

Началась упорная, настойчивая работа над собой.

Он удалился на морской берег, где скрылся в уединенной пещере, чтобы никто не нарушал его сосредоточенности, а чтобы побороть в самом себе желание видеть друзей и знако­мых и решительно отказаться от шумной столичной жизни, он обрил себе полголовы. В таком виде он никуда не мог по­казаться и волей-неволей должен был дожидаться, когда от­растут сбритые волосы.

В своем уединении он начал ряд последовательных уп­ражнений. Чтобы развить у себя глубокое дыхание, он взби­рался на крутые утесы и во время этих подъемов старался говорить, не останавливаясь. Чтобы выработать красивый звучный голос, он в часы прибоя произносил длинные речи на морском берегу, пытаясь перекричать шум волн. Чтобы победить картавость и заставить себя говорить ясно, он брал в рот камушек и с камнем во рту старался выговаривать от­четливо каждый звук. Наконец, чтобы отучить себя от не­приятной привычки подергивать плечом, он вешал к сводам своей пещеры острый меч и, произнося речь, становился под ним таким образом, чтобы при каждом резком движении плеча острие впивалось ему в тело.

После долгой упорной работы Демосфен достиг замеча­тельных успехов. Когда он вышел из своего уединения и снова появился перед народом на ораторской трибуне, это был совсем другой человек. Красивый сильный голос, отчет­ливая дикция, плавные эффектные жесты, прекрасно пост­роенная речь, звучные ритмичные периоды — все это сразу зачаровало и покорило толпу. Демосфен стал знаменитым оратором.

Но сколько настойчивости надо было, чтобы победить са­мого себя и свои природные недостатки, и эта настойчивость поддерживалась исключительно страстным, непреодолимым желанием стать оратором, желанием, которое на это время вытеснило из его души все остальное и сделалось центром всей его жизни.

Если в области чисто мирской, светской, сосредоточен­ность воли в одном центре дает такие результаты, то в облас­ти духовно-религиозной эти результаты прямо поразитель­ны, так как слабой человеческой воле здесь поспешествует еще всемогущая благодать Божия, и при ее подкреплении человек совершенно перерождается, обновляется, или, как говорит апостол Павел, становится новая тварь во Христе. Примеров такого полного перерождения в истории христиан­ского подвижничества чрезвычайно много. Строго говоря, почти каждый святой прошел через этот процесс внутренней борьбы с собою, и победа в каждом случае достигалась настой­чивостью, устремленной к одной цели — единению с Богом.

Из многочисленных примеров этого рода возьмем лишь один — преподобного Моисея Мурина, бывшего свирепого атамана разбойников, ставшего потом смиренным святым иноком. Но прежде чем он достиг этого, ему пришлось пере­нести чрезвычайно тяжелую, упорную борьбу с искушениями.

Вскоре после его обращения демоны постарались пробу­дить в нем былую его телесную нечистоту. Искушение было так сильно, что он, как сам о том впоследствии рассказывал, чуть было не отказался от своего намерения жить благочес­тиво. Изнемогая от борьбы, он отправился к великому Иси­дору, бывшему пресвитером в пустыне Скит и знаменитому святостью своей жизни и мудростью своих советов.

Исидор постарался его утешить и убеждал его не удив­ляться этому искушению, так как лишь недавно отрешась от дурного образа жизни, он несомненно должен пережить силь­ный позыв к прежнему злу. Опытный старец объяснил ему, что эти привычки телесной нечистоты подобны собакам, ко­торые, привыкнув глодать кости в какой-нибудь мясной, все­гда возвращаются к ней, пока есть возможность туда войти. Но если им не бросать ни одной кости и запереть перед ними дверь мясной, то они больше не возвращаются и идут в дру­гие места, чтобы найти, чем утолить свой голод.

Моисей, укрепленный и утешенный этим спасительным наставлением, заключился в келье и стал смирять свое тело различными подвигами, особенно же постом.

Он не ел ничего, кроме небольшого количества хлеба в день, много работал и молился пятьдесят раз в день. Мысль о Боге, о единении с Ним, о прощении и спасении души не покидала его. Вся цель жизни для него сосредоточилась толь­ко в этом. Но время освобождения его от искушений еще не настало. Господь, Который желал возвысить его достоинство умножением его победы, допустил, чтобы, несмотря на все усилия его смирить свою плоть, он не имел покоя в мыслях, особенно по ночам. Это побудило его снова прибегнуть к сове­ту других, и он рассказал о своем положении одному пустын­ному старцу, который считался иноком совершенной жизни.

— Что делать мне, отче? — сказал он ему. — Мои сны потемняют мой ум, и старая моя привычка ко злу делает то, что моя душа услаждается нечистыми образами.

На признания Моисея старец ему отвечал:

— Это происходит оттого, что ты с недостаточным упор­ством отвращаешь свой ум от этих воспоминаний. Приучи себя бодрствовать, молись усердно — и ты увидишь, что ис­кушения пройдут.

Моисей вернулся в свою келью, твердо решив поступить по тому совету, и стал проводить ночи на ногах, посреди сво­ей кельи, не закрывая глаз, постоянно молясь и не становясь для молитвы на колени из боязни, что его тело от этой пере­мены положения почувствует облегчение и даст демону слу­чай искусить его. Несмотря на всё, страсти продолжали бу­шевать. Тогда он взялся за новый подвиг самоумерщвления и трудолюбия Всякую ночь он обходил кельи отшельников, которые по преклонности своего возраста и по немощи своих сил не могли ходить сами за водой, так как она находилась далеко. Он брал без их ведома их кувшины и приносил их наполненными, проходя для этого иногда до пяти миль, смотря по расположению кельи.

Это утонченное милосердие, которое обрекало его на вели­кую усталость и тем самым уничтожало паливший огонь страстей, еще более возбуждало против него ярость демонов. Но преподобный говорил обыкновенно: «Я не перестану бо­роться прежде, чем демоны не перестанут мучить меня со­блазнительными снами» (Е. Поселянин. Пустыня).

Шесть лет боролся таким образом преподобный Моисей, пока наконец желанный покой и мир не водворились в его душе.

Он победил. Победила его настойчивость. Но это было бы для него совершенно невозможно, если б его душой не владе­ла единственная мысль, единственная цель — прийти к Богу. На этом пути для него вырастала страшная, едва одолимая преграда — его бушующие страсти, и для того, чтобы побе­дить их терпеливой работой над собой в течение шести лет и не отступить, не поколебаться, — для этого необходимо было, чтобы эта главная цель жизни всегда светила ему как путеводная звезда, манила к себе неотразимо и побуждала к непрерывной борьбе. Так и для каждого христианина образ Господа Иисуса Христа должен быть центральной точкой, около которой кристаллизуется вся духовная жизнь, и тогда вся воля развивается в одном направлении, приобретая гро­мадное упорство и настойчивость.

Второе условие настойчивости в жизни христианских подвижников это — полная отдача себя в волю Божию. Это кажется странным на первый взгляд. Когда мы говорим о настойчивости, то обыкновенно разумеем именно способ­ность и силу настоять на своем, добиться исполнения своих желаний. А здесь требуются отречение от своей воли и под­чинение Богу. Настойчивость и подчинение!.. Разве это со­вместимо?

Несомненно. В исполнении Божиих предначертаний и за­поведей можно быть столь же настойчивым, как и в испол­нении своих желаний, и даже гораздо более, потому что в подчинении Богу воля человека находит такую могучую опо­ру, какой не может быть в деятельности, основанной на са­мохотении и самоопределении. Субъективно эта опора состо­ит в том, что требования Божиего закона имеют для челове­ка гораздо большую силу авторитетности, чем его собствен­ные желания. Как бы человек ни был горд, как бы ни скло­нен он был преувеличивать свои достоинства и способности, в глубине сознания он все же не может поставить их так вы­соко, как верующий ставит для себя Бога. Поэтому его лич­ные желания могут переживаться очень остро, могут дойти до степени страсти, но они никогда не приобретут той нравственно-повелительной силы, какую имеют для верующего заповеди и требования Божественной воли. В своих собствен­ных желаниях человек или неизменно замечает элементы са­молюбия и эгоизма, что лишает их нравственной чистоты и обязательности для совести, или же в тех случаях, когда его деятельность свободна от эгоистических побуждений и вся устремлена на пользу ближнего, он не может быть безуслов­но уверен в правильности пути, избранного для их практи­ческого осуществления, ибо сознает, что выбор этот опреде­лен его собственным умом, силу которого он не может счи­тать абсолютной. В том и другом случае неизбежные сомне­ния ослабляют твердость и уверенность его деятельности. Этих сомнений не знает верующий человек, всецело подчи­нившийся воле Божией.

Объективно опора для деятельности, согласованной с во­лей Божией, заключается в том, что Господь незримо помо­гает Своему верному слуге, творящему Его волю. Эта вели­кая, могущественная помощь, с одной стороны, а с другой — уверенность в правильности пути, указанного перстом Божиим, и в безусловной святости и непогрешимости норм, дан­ных Господом для человеческой деятельности, приводят в результате к тому, что человек верующий, подчинившийся Богу и всецело опирающийся на Его всемогущую волю, ду­ховно бесконечно настойчивее и сильнее, чем неверующий, служащий исключительно своему «я» и руководящийся своими эгоистическими желаниями и указаниями своего рассудка.

Третьим условием настойчивости является терпение. У святых подвижников оно всегда было громадно. Значение его в христианском подвиге совершенно ясно: чтобы вести непре­рывную борьбу с искушениями, постоянно напряженно рабо­тать над собою и до последней минуты своей жизни не отсту­пать, не бросать начатого дела, не доведя его до конца. Для этого надо уметь мужественно переносить, во-первых, страда­ния и лишения, всегда связанные с христианским подвигом, а во-вторых, неизбежные ошибки, падения и неудачи, кото­рые легко могут вызвать уныние и ослабить энергию неопыт­ного христианина. Диавол всегда пользуется неудачами, ста­раясь раздуть их значение до размеров настоящей катастро­фы, чтобы довести подвижника до отчаяния и принудить его прекратить борьбу. Умение переносить страдания и не сму­щаться неудачами и есть форма христианского терпения. Оно естественно развивается из двух ранее указанных условий на­стойчивости, то есть из единства цели жизни и покорности Богу, и без них вряд ли может кто-либо достигнуть высокой степени. Терпеть страдания, зная, что это угодно Богу, и пе­реносить неудачи, зная, что они попускаются Богом для на­шего воспитания в смирении, неизмеримо легче, чем не пони­мая, зачем и для кого это нужно. Бессмысленные, ненужные лишения, самые незначительные, чувствуются гораздо тяже­лее и раздражают гораздо больше, чем великое горе, целесо­образность которого нам ясна.

В вопросе о воспитании терпения могут быть полезны еще следующие замечания.

Часто наше нетерпение в христианском делании зависит от того, что мы скорее хотим насладиться плодами сделан­ных усилий и иметь скорый, заметный для нас успех. На второй день после обращения к Богу мы уже хотим быть свя­тыми.

Если этого не получается, нам начинает казаться, что наши усилия пропадают даром, и мало-помалу уныние овла­девает душой. Мы часто способны бываем на крупный геройс­кий поступок, ибо там успех обнаруживается сразу, но в буд­ничной, черновой работе, не дающей быстрых заметных ре­зультатов, наша энергия скоро беднеет и гаснет.

Чтобы предотвратить уныние, надо твердо помнить, что ни одно усилие, как бы мало оно ни было, не пропадает без­результатно и в душе свой след оставляет. Если мы не заме­чаем успехов, то чаще всего потому, что наш духовный взор еще недостаточно опытен, чтобы их различить, если они не проявляются в крупных размерах, но если усилие сделано добросовестно, то результаты несомненны, в этом можно быть уверенным. Посмотрите, как медленно, незаметно рас­тет дерево. Почти невозможно определить, насколько оно вы­росло за сутки, и только в конце года обнаруживается значи­тельный прирост. Так и в духовной жизни.

Всегда лучше смотреть не на конечную цель своих стрем­лений, а на ближайший шаг, который предстоит сделать. В христианской жизни эту конечную цель рассмотреть ясно по­чти и невозможно, так как идеал здесь бесконечен и тонет в отдалении, а сравнивать пройденный путь с тем расстоянием, которое еще предстоит пройти, — занятие и бесполезное, и способное внушить уныние. Как бы далеко ни ушел человек вперед, перед ним все еще расстилается такая бесконечно длинная дорога, что он всегда кажется себе находящимся в самом начале пути. Поэтому никогда не следует мерить, на­сколько ты вырос в духовном отношении, а все внимание об­ратить на то, чтобы как можно лучше сделать следующий шаг.

Лучше думать о том, что ты должен делать, а не о том, чего ты можешь достигнуть. Исполняй свой долг добросовест­но и не заботься много о результатах. С доверием предоставь это Господу.

Всегда помни правило древнего мудреца Семея: «Обязан­ности — твои, а следствия — Божии».

Источник:Святитель Василий Кинешемский (Преораженский). Беседы на евангелие от Марка. Издательство «Отчий дом». Москва 1996

Источник: Свято-Троицкая Сергиева Лавра



Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Контекстная справка

[1]Натяжные потолки
  подробнее...

[2] — Се́ргиев Поса́д — город (с 1782 года) в Московской области России, административный центр Сергиево-Посадского района Московской области, крупнейший населённый пункт муниципального образования «Городское поселение Сергиев Посад», является центром Сергиево-Посадской городской агломерации, имеющей население свыше 220 тысяч человек (2014 год).

Сергиев Посад был назван в честь Преподобного Сергия, основавшего крупнейший в России монастырь. В 1919 г. город был переименован в Сергиев, а в 1930г. — в Загорск, в честь революционера В. М. Загорского. Но в 1991 г. городу было возвращено историческое название. подробнее...